«Она же не умеет плавать», — обдала меня страшная мысль. Я на бегу рванул шнуровку тяжелых ботинок. Под ногами стало колко, и весенняя, непрогревшаяся еще вода холодом резанула тело.

Несколько отчаянных гребков донесли меня до бударки в тот самый момент, когда Сашка, уже основательно хлебнувшая водицы, готовилась, видно, пустить пузыри и уйти под воду. Я успел ухватить ее за волосы, перевернуть на спину и вытащить на берег.

Через несколько минут она открыла глаза и бессмысленно поглядела на меня.

Я отвернулся. Мокрый трикотажный костюм теперь не только обрисовывал Сашкины формы…

Клавдия Николаевна сдернула с себя косынку и кинула Сашке.

— Прикройся… Насквозь ведь просвечиваешься. Как под рентгеном.

Щеки Сашки стали розоветь. Она торопливо прикрыла косынкой грудь и села, подобрав ноги.

— Живая, — сказала главный рыбовод и с усилием провела рукой по пухлой шее. Словно с нее только что сняли удавку. — В ножки теперь нам с тобой Олегу Петровичу надо поклониться. Тебя от смерти спас, а меня от тюрьмы…

— От какой тюрьмы? — удивленно вскинула голову Сашка.

— От обыкновенной, с решетками, — разъяснила рыбовод. В горле ее что-то булькало. Будто пар в котле, наглухо закрытом крышкой. — Я за технику безопасности отвечаю… Годика два по твоей милости бы огребла… За каким лешим тебя на бударку понесло? Ведь она же как решето. На дрова только и годится.

— Воду отлить хотела, — сказала Сашка. — Разве я знала, что она дырявая. Думаете, я нарочно?

— По глупости — так еще хуже, — беспощадно изрекла главный рыбовод, оглядывая с ног до головы мокрую Сашку, у которой на испуганном лице темнели растерянные глазищи.

— Иди в дежурку, обсушись. Завтра в контору явись, на приказе распишешься.

Когда мы шли на усадьбу, я попросил Клавдию Николаевну не наказывать Сашку строго.

— Я не буду наказывать, — ответила рыбовод. — Отчислю с практики, и все.

Это было несправедливо. Я стал объяснять, что Сашка хотела отлить воду из бударки, что ее замысел в основе был благой…

— Благой, говоришь? — переспросила рыбовод. — А завтра что она еще благое замыслит? У меня двое детей, и в тюрьму садиться из-за благих замыслов не хочется… Да и времени нет, путина.

Когда я разгорячился и стал настаивать, что главный рыбовод не права в своем решении, Клавдия Николаевна круто свернула с тропинки и привела меня к причалу.

— Вася, отвези товарища в поселок, — сказала она без всяких предисловий мотористу катера. — Притомился он по нашему солнышку ходить.

Я скрипнул зубами и прыгнул в катер. Такой бесцеремонности от главного рыбовода я не ожидал…

Через день я немного поостыл и решил махнуть рукой на характер главного рыбовода. Все-таки не в свое же удовольствие я должен был съездить на «Мартышку»… Сашка тоже не маленькая, надо соображать, когда в дырявую лодку лезешь. Утонула бы, в самом деле — Клавдии Николаевне пришлось отвечать. Как только она, бедняга, объяснит в деканате отчисление с практики… Плавать бы хоть научилась, раз в такой институт пошла.

С утра я перебрался на пароме через реку и пришел на усадьбу хозяйства. Главного рыбовода я увидел на крыльце конторы. Я поздоровался и спросил, когда поедем на «Мартышку».

— Не поедем, — устало ответила рыбовод. — С таким народом скоро и шагу не ступишь.

Я осторожно спросил, что случилось.

Клавдия Николаевна недружелюбно поглядела на меня. Ее сильные руки лежали на коленях, сжатые в кулаки.

— Все твоя Клочкина… Голодовку объявила… Позавчера я приказ об ее отчислении подписала, так она с вечера заперлась в лабораторной кладовой… Второй день ничего не жрет. Подружки под дверями ревут, а я вот в конторе сижу как дура. Дел невпроворот, а куда уйдешь… Что ей еще в голову взбредет… Только я приказа не отменю, пусть не надеется на свои штучки.

Она говорила еще что-то грозное и сердитое, но в голосе внятно слышались растерянные нотки.

Признаться, такого от Сашки я не ожидал, но поступок ее мне понравился. И где-то в душе я немного позлорадствовал над главным рыбоводом, которая позавчера выпроводила меня, как мальчишку, с хозяйства.

Теперь я мог отыграться. Я уселся рядом с Клавдией Николаевной и, посетовав на строптивый характер практикантки, стал припоминать слышанные и читанные истории трагических исходов, связанных с голоданием. Каюсь, кое-что я прибавлял от себя, и истории обрастали в моем рассказе весьма живописными подробностями. Лицо главного рыбовода из багрового стало землистым, и глаза ее начали тревожно перебегать с предмета на предмет.

Говорил я, наверное, с полчаса, но кулаки на коленях Клавдии Николаевны так и не разжались.

«Нашла коса на камень», — подумал я и отправился к месту происшествия.

Возле кирпичного сарая, где находилась кладовая, толпилось человек двадцать. Более половины из них была детвора. Мне наперебой принялись рассказывать о случившемся. Оказалось, что вчера главный рыбовод распорядилась взломать дверь. Но Сашка крикнула в окно, что из кладовой она не выйдет, а если будут выводить насильно, выпьет кружку формалина из большой бутылки. Тогда от двери отступились и принялись Сашку уговаривать добром. Но она заявила, что пока приказ не отменят, будет сидеть в кладовой.

К вечеру сердобольные рыбачки разбили стекло и стали совать Сашке сквозь решетку разную снедь.

— Колбасы ей кинули целый кружок, хлеб с икрой, а девчата — две пачки печенья, — перебивая друг друга, докладывали мне мальчишки. — Сала еще… Пирожки…

— Воблу ей дали, так она, дяденька, как шваркнет ее назад, аж боязно стало, — скороговоркой выпалила веснушчатая девочка.

— Пропишите вы про такое безобразие, — сказала мне уборщица из конторы. — Разве можно из-за бумажки так над человеком изгаляться. Саша — ведь живая душа, а бумажка — это…

Она сделала выразительный жест, наглядно показывающий, для чего может быть употреблена бумажка с приказом об отстранении Сашки с практики. Потом крикнула Толика и подала ему две бутылки с молоком. Гибкий, как ящерица, Толик поднялся по доске к зарешеченному окну и сунул в него бутылки.

Звона разбитого стекла я не услышал. Может быть, бутылки упали на что-нибудь мягкое, а может…

— Второй день ничего не ест, — восторженно сообщил мне Толик.

Я посмотрел на массивную кирпичную стену, за которой отсиживалась Сашка, и подумал, что трудно сказать, ест она там или нет. Тем более что из всей снеди Сашка выкинула назад только воблу. Наверное, оскорбилась на скупердяя, который в таком положении расщедрился на пяток тощих вобл…

— Саша! — крикнул я. — Что с тобой, Саша?

Сашка поздоровалась со мной и объяснила, что