— Как пожелаете, Ваше Святейшество, — сказала она, снова кивая, но Барбоза уже отворачивался. Ашру не удивило, что интерес мужчины к ней не распространился дальше мимолетного взгляда. Мадам Эстрелла была права: я не в его вкусе. Час, проведенный в карете напротив Клары и Паши, с их полными губами, большими грудями и мягкими изгибами, уже дал ей представление о вкусах понтифика. Она наблюдала, изо всех сил стараясь скрыть отвращение на лице, как он устраивается на кровати. И этот человек участвовал в заговоре с целью убийства Великого герцога, этот человек помогал Маркетте захватить власть — и его единственной заботой, казалось, было взбить подушки. Клара и Паша разделись, шурша шелком, и улеглись по обе стороны от него, Паша хихикала, когда мужчина лапал ее грудь.

— Давай, Крисса, — позвал Барбоза, взглянув на нее. — Не стесняйся.

— Да, присоединяйся к нам, — сказала Клара, и ее напевный тон никак не вязался с настороженностью в глазах. Ашра выдавила из себя улыбку и целеустремленно направилась к кровати, забравшись на матрас и оказавшись прямо над Барбозой.

— Так-то лучше, — пробормотал мужчина, когда Ашра оседлала его живот. — Теперь нам просто нужно снять с тебя платье и... — Ашра оттолкнула его руку. Клара и Паша уставились на нее, широко раскрыв глаза. — О, замечательно, — хихикнул Барбоза. — Должен признаться, я не был уверен, почему Розарио выбрал тебя, но он знает, что я люблю, когда под шелком скрывается немного стали.

— И я, — ответила Ашра, доставая из рукава стилет.

— О, — воскликнул понтифик, моргая, когда свет свечи упал на острие клинка. Он снова рассмеялся, хотя смех показался натянутым. — Я не совсем понимаю, что это за игра, но...

— Это не игра.

— Я не понимаю...

— Все просто, — сказала Ашра, заставив мужчину ахнуть, когда она приставила острие стилета к его горлу. — Я собираюсь задать тебе несколько вопросов. Ты ответишь. Если ты мне солжешь, ты умрешь. Если ты позовешь охрану, то умрешь. Понимаешь?

Мужчина ошеломленно уставился на нее.

— Ты понимаешь? — повторила Ашра, чуть сильнее надавив на лезвие.

— Нет, — пролепетал мужчина, покраснев. — Это... Ты... ты не можешь этого сделать. Я понтифик...

— Титул, — усмехнулась она. — Слово. Ложь. — Резким движением запястья она полоснула его по правой щеке.

Барбоза ахнул, поднес руку к ране и моргнул, увидев кровь на кончиках пальцев:

— Ты... ты меня порезала.

— Это за всех детей, которые голодают, пока ты набиваешь карманы монетами с тарелки для сбора пожертвований.

Мужчина сглотнул, и в его глазах, казалось, наконец-то забрезжило осознание:

— Ты не одна из девушек Росарио...

— Да, — согласилась Ашра, снова прижимая стилет к его горлу.

— Тогда... кто ты такая?

— Вопросы буду задавать я.

— Но я же понтифик, — снова взвизгнул он.

— Нет. Ты лжец. — Она повернула стилет, вызвав еще один вздох. — Ты мошенник.

— Я... Избранный Леди.

— Ты убийца.

Барбоза замер, его глаза расширились:

— Нет, это ложь.

— Ты отрицаешь, что был в заговоре с Маркеттой? Ты отрицаешь, что участвовал в заговоре с целью убийства Великого герцога?

Губы мужчины задрожали:

— Как ты... Нет, я... я никогда не имел в виду...

— Прибереги мольбы для своей Леди. Я уверена, у нее найдется что сказать. Я могу отправить тебя к ней прямо сейчас, если хочешь. Всегда лучше признать свою вину, чем скрывать ее.

— Нет! — взвизгнул понтифик. — Пожалуйста...

— Скажи мне код к фаэронской шкатулке лорда Маркетты.

— Шкатулке? — Мужчина растерянно заморгал. — Зачем это тебе?

— Скажи мне.

— Нет, я... я не могу. Маркетта убьет меня, если я это сделаю.

— Я убью тебя, если ты этого не сделаешь.

— Пожалуйста! Пожалуйста, я...

— Нет. Только невинные могут умолять. Делай свой выбор. — Ашра снова крутанула стилет. — Будешь говорить со мной или со своей богиней?

Понтифик глубоко вздохнул, смахивая слезы.

И начал говорить.

Глава

35

САМО ЛЕЗВИЕ

Квартал Зар-Гхосан горел.

Огонь извивался по крышам, освещая узкие улочки адским заревом. Столбы дыма поднимались в ночное небо, унося тлеющие угли к равнодушным звездам. Время от времени вспыхивало какое-то колдовство — ярко-изумрудное на фоне пламени; грохот взрывов походил на раскаты далекого грома, только гораздо более зловещий.

Лукан мог видеть все это со своего наблюдательного пункта, расположенного на полпути вверх по широкой наклонной улице, известной как Аллея Любителей Перьев, которая вилась вокруг Утеса Борха и вела к герцогскому дворцу на его вершине. Он слышал крики, доносимые ветром, и хотел бы их не слышать.

Великий герцог и его сыновья, возможно, и стали первыми жертвами борьбы Маркетты за власть, но истинными жертвами стали жители Сафроны — как те, кто прибыл в город после войны, так и те, кто родился в городе позже. Сорок лет мира сгорают в огне, подумал Лукан, когда очередная вспышка колдовства озарила ночь. Дважды-Коронованный король утверждал, что в городе было шесть пар мерцателей, и Лукан предположил, что по крайней мере половина из них сейчас была там, насаждая волю Маркетты своим смертоносным колдовством. Какая бессмысленная глупость. Не то чтобы насилие удивило его; после кровавой бойни в тени Дома Леди все неизбежно должно было обернуться плохо. Пока Ашра готовилась к визиту на виллу понтифика, Лукан обошел таверны Шелков и Семи Арок. В каждом заведении ходили одни и те же разговоры — обвинения в предательстве, слухи о войне, гневные обличения Зар-Гхосы. Большая часть разговоров исходила от мужчин и женщин, достаточно взрослых, чтобы помнить последнюю войну, изуродованных ветеранов этого конфликта, чьи предрассудки — никогда полностью неискорененные — теперь выплеснулись на поверхность. Их аудитория, состоявшая из молодых людей, которые никогда не знали войны и никогда не питали враждебности к жителям Зар-Гхосы, с энтузиазмом кивала в такт. И молодые, и старые поднимали тосты за справедливость и возмездие, запивая их алкоголем, хотя эмоции, которые ими руководили, были гораздо сильнее.

Нарастающая ярость, наконец, переросла в насилие на закате. Толпа ворвалась в посольство Зар-Гхосы в Шелках и убила находившихся там чиновников, а затем начала бесчинствовать по всему городу, нападая на известные зар-гхосанские предприятия. К тому времени, когда бунтовщики достигли границы квартала Зар-Гхосан, их численность составляла несколько сотен человек. Вскоре после этого появились первые языки пламени, ярко-оранжевые на фоне индиго сумерек. Затем послышались крики. Лукан наблюдал за всем этим со своего наблюдательного пункта, и ярость иного рода охватила его, когда он беспомощно стоял, не в силах им помешать. Блоха стояла рядом с ним, потрясенная до молчания, во второй