слышим успокаивающий голос Рейнджера по телефону, который проводит демонстрацию Кулинарного клуба. В конце концов, мы садимся на скамейку и наблюдаем. Тобиас по привычке несёт шесть чашек кофе, но я уверена, что Черч оценит это, как только освободится. Рейнджеру, вероятно, он тоже понадобится в качестве стабилизатора настроения после того, как ему приходится общаться со всеми этими людьми. Это не его занятие; это дело для Черча.

Пока мы сидим и наблюдаем, как солнце начинает садиться за горы, я удивляюсь, почему здесь нет других охранников, или полиции Борнстеда, или кого-то ещё, кто что-нибудь бы вынюхивал. Потом вспоминаю… деньги. Монтегю супер-пупер богаты. Мы не пытаемся скрыть убийство или что-то в этом роде, просто отключаем горнолыжный подъёмник, на котором никого нет. В масштабах жизни это на самом деле не так уж и важно.

Я тереблю пальцами подол платья, уставившись на свои испорченные кружевные чулки, прежде чем Спенсер лжёт и говорит нам всем, что идёт в ванную. Он возвращается с парой фиолетовых шлёпанцев Борнстеда, которые надевает мне на ноги.

Я не могла бы полюбить эту обувь больше, даже если бы я была Золушкой, а это были бы хрустальные туфельки.

— Спасибо, ребята, — бормочу я, яростно краснея. Я плотнее натягиваю пиджак Спенса, спасаясь от холода. — За то, что помогаете мне спасти Черча.

— Спасибо? — спрашивают близнецы, обмениваясь взглядами, прежде чем снова повернуться ко мне. Они сгибаются в талии, каждый упирает руку в бедро. — Ты не должна благодарить нас за спасение члена нашей собственной семьи.

Я улыбаюсь этому, но пытаюсь скрыть выражение лица, громко прихлёбывая свой кофе со льдом.

— Мы в этом вместе, — соглашается Спенсер, выпрямляясь и оглядывая кампус. Он, вероятно, ищет механика. Я думаю, она скоро должна быть здесь. Сидя там, на скамейке, в угасающих лучах солнца, наблюдая, как Рейнджер раздаёт печенье на экране телефона, я знаю, что, если с Черчем всё в порядке, это станет для меня счастливым воспоминанием. Что ещё смешнее, так это то, что Марни и её парни повсюду следуют за Рейнджером, предлагая гостям то, что должно быть первоклассной выпивкой.

Было забавно вот так возвращаться к нашим корням, чтобы вместе разгадать тайну.

— За победу Студенческого совета, — бормочу я, поднимая напиток. Другие парни чокаются биоразлагаемыми пластиковыми стаканчиками на растительной основе (это Колорадо, ясно? Всё здесь поддаётся биологическому разложению), когда Рейнджер берёт стакан с водой с другой стороны экрана и постукивает им по экрану своего телефона.

— За Черча, — говорит Тобиас, поднимая одну из дополнительных чашек кофе и направляя её в сторону подъёмника. — За нашего бесстрашного лидера.

— Нашего бесстрашного лидера… и моего будущего мужа, — я прижимаю панель к груди, затаив дыхание, ожидая, когда на горизонте появятся кудрявые рыжие волосы той девушки-механика. Когда, наконец, это происходит, она пробегает трусцой в нашу сторону в джинсах и серой майке с кожаной курткой поверх, я чуть не плачу.

— Деталь у вас? — спрашивает она, и я с готовностью протягиваю её. Она направляется к сломанному подъёмнику с ящиком для инструментов на боку, присаживается рядом с ним на корточки и приступает к работе.

Я расхаживаю туда-сюда, пока она занимается этим, прихлёбывая свой кофе, а затем извиняюсь перед Рейнджером, когда забираю его порцию. Мне нужен кофеин, чтобы успокоить нервы.

«Пожалуйста, будь в порядке», — думаю я, глядя на стеклянные кабинки. «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Я просто хочу выйти за тебя замуж, Черч Монтегю».

— Как тебя зовут? — спрашиваю я, и девушка — ей не может быть больше двадцати пяти — улыбается мне через плечо.

— Тео. Вообще-то, это от Теодора. Мой папа надеялся, что я буду мальчиком.

Последним поворотом отвёртки она открывает панель, которую мы украли, и отсоединяет небольшую деталь. Снаружи она выглядит как металлический круг, но как только она вынимает его, я вижу, что по форме он больше похож на винт.

— Мне нравится Тео как мужское имя, — размышляет Спенсер. — Я имею в виду, для нашего будущего ребёнка.

Я бью его ногой в подбородок, и он ругается на меня, пока Тео работает. Она дотошна, аккуратно вынимает ту же панель из сломанного подъёмника и собирает её обратно с единственной недостающей деталью.

Разве не невероятно, что что-то настолько большое может быть разрушено чем-то таким маленьким? Деталь не больше моего большого пальца, и всё же во всех этих деталях кроется дьявол. Тео защёлкивает её на место, подсоединяет провода и затем встаёт. Она протягивает руку за отмычкой, и Спенсер передаёт её ей.

— Рок-н-ролл, — бормочет она, а затем включает механизм.

С очередным глубоким стоном подъёмник начинает скрипеть, двигаясь вперёд так, словно вот-вот умрёт. На краткий миг меня охватывает паника, что это не сработает, что кабинка Черча может отвалиться и рухнуть на землю, что он будет полумёртв, когда двери наконец откроются…

Мы нетерпеливо ждём, когда он появится, все четверо расхаживаем назад-вперёд, в то время как Рейнджер ругается и хмурится со своего места в церкви.

Одна кабина. Вторая. Третья. Четвертая.

— Боже мой, ну же! — кричу я, указывая на эту чёртову штуку.

— А что, если его там нет? — спрашивает Мика, и я слышу нотки истерики в его голосе. — Что, если он был похищен торговцами людьми, и мы только что потратили впустую несколько важных часов, слоняясь здесь без дела?

— Мика, заткнись, — выдавливает Тобиас, глядя на меня так, словно думает, что у меня может случиться припадок.

Но нет. Нет, это просто смешно. Это глупая дедовщина. Не более чем неудобство и досада. Это всё. Я должна в это верить.

Открывается пятая кабинка. Ничего.

Шестая кабина…

Двери со свистом распахиваются, впуская вечерний ветерок. Он взъерошивает золотистые волосы принца, ожидающего внутри. Принц, который совсем не выглядит смущённым, который стоит там в своём смокинге с букетом розовых роз в руках. Он зевает, выходя из подъёмника, выхватывает из рук Тобиаса свою порцию кофе со льдом и делает большой глоток. Он тяжело вздыхает, возвращает напиток обратно и достаёт из кармана жестянку мятных леденцов, в то время как мы все стоим, разинув рты, и смотрим на него.

Черч кладёт леденец в рот, хрустит им между зубами, а затем дарит мне цветы, как будто ничего не произошло. Я беру их трясущимися руками, моя челюсть практически упирается в кирпичи у нас под ногами.

— О, чёрт, — говорит Тео, оглядывая Черча и качая головой. — Похоже, деньги были переведены на мой счёт, так что… Я ухожу отсюда. Наслаждайся своим чуваком.

— Ну, это, конечно, было неудобно, — растягивает слова Черч, полностью игнорируя её. Он делает