конкурирующими группами. Компромиссы, которые были достигнуты, интересны тем, что они отражают поиск баланса между легитимностью знаний, с одной стороны, и легитимностью богатства и военной мощи - с другой. На практике чиновники набирались в несколько этапов. На первом этапе необходимо было сдать экзамены, которые проводились два года из каждых трех в различных префектурах империи; сдавшие их получали сертификат (шэнъюань). Этот сертификат не вел непосредственно к государственной должности, но позволял его обладателю сдавать различные другие экзамены для отбора провинциальных и имперских чиновников.

Владение шэнъюанем также давало юридические, политические и экономические привилегии (например, право давать показания в суде или участвовать в местном самоуправлении), а также значительный социальный престиж, даже для тех, кто так и не стал чиновником. Согласно имеющимся исследованиям, основанным на архивах экзаменов и списках студентов, в XIX веке около 4% взрослых мужчин обладали классическим образованием (в смысле, владели китайской письменностью и традиционными знаниями и сдали хотя бы один экзамен на шэнъюань). Из этого числа примерно 0,5 процента взрослых мужчин действительно сдали экзамен и получили драгоценный сертификат. Однако вторая группа людей имела право напрямую сдавать экзамены, ведущие к официальной работе: те, кто купил сертификат (цзяньшэн). В XIX веке численность этой группы увеличилась: в 1820-х годах она составляла 0,3 процента взрослых мужчин, а в 1870-х годах - почти 0,5 процента, то есть почти столько же, сколько тех, кто получил шэнъюань.

Недавние исследования архивов провинции Цзяннань показали, что этот механизм значительно повышал социальное воспроизводство при отборе чиновников: он позволял сыновьям землевладельцев и других богатых людей иметь шанс быть принятыми на службу без сдачи сложного экзамена шэнъюань и в то же время приносил столь необходимый государству доход (что было оправданием такой практики). Архивы показывают, что социальное воспроизводство в классической процедуре также было очень высоким: подавляющее большинство кандидатов, успешно сдавших экзамен и принятых на службу в качестве императорских или провинциальных чиновников, имели отца, деда или другого предка, занимавшего аналогичную должность; были, однако, и исключения (около 20% случаев).

Возможность покупки сертификата шэнъюань существовала потому, что китайское государство столкнулось с бюджетными проблемами в XVIII и XIX веках; ее можно сравнить с французской практикой времен Ансьен Режима по продаже должностей и сборов и других многочисленных государственных функций, а также с аналогичной практикой во многих других европейских государствах. Разница в китайском случае заключалась в том, что даже те, кто покупал сертификат, теоретически должны были сдавать те же экзамены, что и остальные, чтобы претендовать на официальные должности (хотя существовало широко распространенное подозрение, что это последнее требование не всегда соблюдалось, невозможно сказать, в какой степени эти подозрения были оправданы). Возможно, китайская система была больше похожа на систему приема в самые престижные университеты США, которые сегодня открыто признают, что некоторые "наследственные студенты", чьи родители сделали достаточно крупные пожертвования, могут получить особое внимание в процессе приема. Я вернусь к этому вопросу позже, поскольку он поднимает множество вопросов о том, как может выглядеть справедливая система приема и справедливое общество сегодня, и снова иллюстрирует необходимость изучения режимов неравенства в исторической и сравнительной перспективе, включая сравнение стран, периодов и институтов, которые, возможно, предпочитают не сравнивать.

Что касается китайских императорских экзаменов, есть еще один важнейший, но относительно малоизвестный аспект правил, действовавших в эпоху Цин: примерно половина из 40 000 с лишним официальных должностей (равная примерно 0,01% всего населения Китая в XIX веке и 0,03% взрослого мужского населения) была зарезервирована для знаменосцев. На практике представители класса воинов сдавали специальные экзамены, иногда на маньчжурском языке, чтобы компенсировать недостаточное знание классического китайского языка; для некоторых должностей их экзамены были похожи на те, которые сдавали обладатели настоящих или купленных сертификатов, но места были зарезервированы для знаменосцев. Эта китайская версия системы "резервирования" сильно отличалась от индийской системы квот, которая благоприятствовала представителям низших каст, и она выходила далеко за рамки квалификационных экзаменов на должности государственной службы. В каждом административном департаменте и в каждой категории должностей также существовали квоты для представителей воинственной аристократии (маньчжуров и ханьцев), а также для литераторов и землевладельцев, набранных по другим каналам. Эти правила часто оспаривались и постоянно пересматривались, но в целом воинской аристократии удалось сохранить свои преимущества до падения империи в 1911 году, а привилегия богатства (связанная с покупкой сертификатов) укреплялась на протяжении XIX и в XX веках, отчасти из-за растущих бюджетных потребностей государства Цин (которое должно было выплачивать растущий долг европейским державам).

Китайские восстания и упущенные возможности

Подводя итог, можно сказать, что имперское китайское общество было высоко иерархичным и неэгалитарным и характеризовалось конфликтами между грамотной элитой, землевладельцами и воинами. Все имеющиеся данные свидетельствуют о том, что эти группы в определенной степени пересекались: литературная и административная элита была также землевладельцами, которые собирали ренту с остального населения, как и воинская элита, и между этими группами существовало множество союзов. Однако режим был далеко не статичен: существовал не только конфликт элит, но и многочисленные народные восстания и революции, которые могли направить Китай по иным траекториям, чем та, по которой он в итоге пошел.

Самым кровавым и зрелищным было восстание тайпинов (1850-1864). Вначале это было восстание, как и многие другие, бедных крестьян, которые отказывались платить арендную плату землевладельцам и незаконно занимали землю. Такие восстания всегда были обычным явлением, но после унизительного поражения Китая от европейцев в Первой опиумной войне (1839-1842) они участились и стали более угрожающими для режима. Фактически, восстание тайпинов было близко к свержению империи Цин в 1852-1854 годах, в первые годы движения. Повстанцы основали столицу в Нанкине, недалеко от Шанхая. В 1853 году режим издал указ, обещавший перераспределить землю между семьями в соответствии с их потребностями, и начал выполнять его в регионах, контролируемых повстанцами. 14 июня 1853 года Карл Маркс опубликовал в газете New York Daily Tribune статью о том, что восстание находится на грани победы и что события в Китае вскоре спровоцируют беспорядки во всем индустриальном мире, что приведет к серии революций в Европе. Конфликт быстро перерос в масштабную гражданскую войну в самом сердце Китая, в которой имперские войска, базировавшиеся на севере (и поддерживаемые относительно слабым государством), противостояли все более хорошо организованным повстанцам-тайпинам на юге страны, население которой за предыдущее столетие сильно выросло (с примерно 130 миллионов в 1720 году до почти 400 миллионов в 1840 году), несмотря на опустошение опиумом и голодом. По имеющимся оценкам, восстание тайпинов могло стать причиной гибели от 20 до 30 миллионов военных и гражданских