— Есть еще одна поговорка: «Не пасть верблюду так низко, чтоб ноши осла не поднять».

— Видно, этой пословицы Шалибашвили не знает! — сказал Дастуридзе.

— Не в этом дело, — сказал Дата, — не совсем в этом… А теперь, Коста-дружок, веди-ка нас к Табисонашвили. Надо бы узнать, кто велел ему пустить тот поганый слушок.

— Кто велел? Чей он чело-век, тот и велел.

— Шалибашвили сказал, что Таблеонашвили у каких-то дверей сидит. Это Кандури двери?

— Он у Кандури в охране. И правда, как пес, у дверей сидит.

— Давай и мы к тем дверям подойдем.

Дастуридзе замолчал и заговорил опять, лишь когда показались первые дома Хашури:

— Что делать собираетесь?

— Пока не знаем. Как обернется, так и сделаем, а ты будешь делать, как мы тебе скажем.

Мы подошли к дому Кандури. Это был, скажу вам, не домишко Шалибашвили, — мы стояли у настоящего дворца. У самых больших господ не доводилось мне видеть такого огромного, просторного и красивого дома. Дом был в два этажа, с одного угла поднимался третий. Вокруг большой сад, обнесенный кирпичной оградой, оштукатуренной и крашеной. Поверх ограды в три ряда колючая проволока. На втором и третьем этаже было темно. Из окон первого падал свет.

Железные ворота были заперты наглухо. Покрытые золотой краской, они поднимались так высоко и были так крепки, что и великану через них было не перемахнуть. Коста повел нас в обход — где-то в ограде надо было найти и открыть маленькую дверцу. Все это Дастуридзе проделывал с такой готовностью и охотой, что я подумал, прикинул и понял — человек потрепыхался и положился на судьбу. Но я ошибся, и вскоре прояснилось, откуда в нем такая легкость.

Мы налегли на дверь. Она была заперта изнутри. Где запор и как его открыть — найти было невозможно, как и на больших воротах…

Делать было нечего. Я нашел две распорки, взобрался на плечи Дастуридзе, вставил их между двумя рядами колючей проволоки, проволоки раздвинулись, я пролез между ними и спрыгнул в сад. На двери был большой засов, укрепленный еще большим крюком. Я вытащил крюк, отодвинул засов, впустил Дату и Коста и снова все заделал, как было.

На первом этаже с задней стороны было два крохотных окошка. Оттуда падал свет. Мы подкрались и глянули внутрь.

Это был марани — на коне скакать по этому марани. Подобного я не видел. Один большой угол занимали квеври, давильня и пропасть разной посуды. В дальнем от нас углу возвышался камин — двугорбого верблюда вместе с его тюками можно было изжарить в этом камине. В камине тлели, потрескивая и сверкая, огромные дубовые пни. Посередине тянулся длиннющий стол, вдоль которого стояло множество кресел — с полсотни людей, если не больше, можно было усадить за этим столом. Еще в одном углу была тонэ[20] с зонтом для вытяжки дыма, выкрашенным под цвет золота. Стены были облицованы тедзамским камнем с резными изображениями из белого мрамора — тут тебе и голые бабы, и мальчишки с девчонками — в чем мать родила, и бычьи головы, и раздутые птицы — то ли индюки, то ли орлы, и чего только еще там не было!.. Одна стена вся сплошь была отведена под портрет царя-батюшки, выложенный из мелких камешков, цветных и блестящих, а на стене напротив — Иисус Христос, распятый Христос, тоже из каких-то камешков и стекляшек. С потолка спускалась громадная люстра — свечей на пятьсот. И тьма свечей в огромных подсвечниках — по всем стенам, во всех углах, — у кого было время их считать? Перед камином стоял столик с резными балясинами. Миски, тарелки, кувшины, блюда — все из серебра. За столиками сидели два попа без ряс, а напротив них растянулся на львиных и тигровых шкурах длиннобородый мужик в красном халате. Шкуры были брошены на какую-то лежанку — то ли кресло, то ли тахта. Лежанка шла к камину под углом, но на чем держалось все это сооружение, не разобрать было. Еще свисали с потолка две керосиновые лампы — по обе стороны лежанки Кандури, — у одной желтое стекло, у другой — зеленое. Тот, что в красном халате, с одной стороны получался красно-желтым, а с другой — зелено-красным.

Не поверите, мне все казалось, я сплю и во сне все это вижу. Коста шепнул, что тот, в красном халате, — и есть Кандури. Табисонашвили нигде не было видно. Коста сказал, он либо у балконной двери сидит, либо в прихожей кемарит.

Дата обошел дом справа, мы с Дастуридзе — слева. Табисонашвили сидел на балконе. Было темно, он курил, — мы его и увидели. Справа мелькнула тень Даты — он крался по стене. Когда от Табисонашвили его отделяло шагов десять, я чихнул. Табисонашвили поглядел в нашу сторону, смотрел, смотрел, но что увидишь, когда темень несусветная, а мы на земле — распластавшись. Я хлопнул в ладоши. Табисонашвили поднялся и медленно двинулся на звук. В опущенных руках — по маузеру, во рту — папироса. Здоровый он был, негодяй. Шел, как вставший на дыбы медведь. За ним крался Дата. Нагнал его и, приставив дуло нагана к горлу, шепнул:

— Брось оружие!

У Табисонашвили папироса вывалилась изо рта, по-том маузеры — из рук. Маузеры брякнулись о доски пола. Я поднялся и подобрал их. Ничего, кроме кинжала, я у Табисонашвили больше не обнаружил, — обыскал очень старательно. Мы толкнули его впереди себя, завели в глубину сада и усадили на землю.

— Как это вы без собак, а?.. Опусти, опусти руки!

Табисонашвили будто обухом по голове ударили, рта раскрыть не мог — пришлось почесать ему ребра маузеров стал приходить в себя:

— Гавкать начнут — звука не услышу… А вы что… кончать со мной будете?.. Убивать… или как?

— Тише давай!

— Когда ты со своими холуями вломился к Шалибашвили и бабу его изнасиловал, зачем понадобилось тебе назваться Датой Туташхиа?

— Не убьете — скажу.

— Подавно не скажешь, если убьем. Ты скажи, а мы поглядим, убивать или нет, — смотря по настроению.

— Кандури велел…

— Перед ним подтвердишь?

— А как же, если, конечно, не убьете!

— Ты подтверди, может, и не убьем!

Дастуридзе поднял руку — что-то хотел сказать.

— На пальцах у Кандури кольца с крупными камнями видал?

— Видал.

— Кольцо с очень крупным бриллиантом?..

— Есть здоровенный камень, а как называется, не знаю.

— Похож на стекло этот камень?

— Да, совсем как стекло, и блестит так же.

— И сейчас на нем?

— Сегодня видал.

— С абрикосовую косточку будет?

— Будет!

Дастуридзе от