она была уверена, что способна прозревать общество и людские души ясно, как видит этот сад, что ничто уже не изменит ее. Не была ли эта ясность сама по себе знаком предстоящего ей ада? И церемония Сюниэ, историей которой она поинтересовалась у сопровождавшего их монаха, – практика покаяния и уменьшения греха – казалась Кадзу понятной.

По рядам пронесся шепот: ждали, что вот-вот появится главный факел. Готовые двенадцать малых факелов стояли в ряд у бани. Каждый – огромный шест больше тридцати сантиметров окружностью и длиной семь с лишним метров, а на конце крепится сам факел в форме корзины метрового диаметра.

За ограждением выстроились монахи в парчовом облачении с высоким треугольным воротом. Желая рассмотреть за их спинами появление факелов, невысокая Кадзу тихо попросила Ногути:

– Поднимите меня.

Он неопределенно улыбнулся и покачал закутанной в шарф головой. В этот миг раздался треск, и лицо Ногути озарило яркое пламя.

Кадзу поспешно перевела взгляд за ограждение. Это гудел огонь, который высветил все, вплоть до отливавших желтизной трещин на белой стене и повисших в воздухе каллиграфических надписей. Перед глазами вдруг взметнулось огромное пламя, фигуры монахов с высокими воротниками, вскинувших церемониальные веера, чтобы защититься от жара, обернулись театром теней. Стали видны сноп бушующего огня, зеленые листья кипариса, насаженные на факел, и мощные, блестевшие на свету руки учеников – юношей, что несли на плечах огромные бамбуковые шесты. Кадзу, затаив дыхание, провожала глазами огненный столп, который двигался вверх по каменной лестнице.

Ученики, водрузив на плечи бамбуковый шест весом почти восемьдесят килограммов, поднимались по ступеням. Огонь брызгал искрами, по пути там и сям словно раскрывались цветы красного лотоса. То и дело от пламени дымились столбы в проходе. Служки в белой одежде шли следом и обмахивали их мокрыми метлами.

Взгляд Кадзу скользнул по толпе, заполнившей пространство под залом. Ее привлекла фигура в экстравагантной одежде. С гортанным стоном Кадзу влажной ладонью сжала руку Ногути и выдохнула охрипшим голосом:

– Нет, ну ты подумай! Каково! Ради такого стоило приехать в Нару!

В это время большой факел завершил свой путь и остановился в левом конце прохода, окружавшего сцену в зале Нигацудо. Снова затрещал огонь – снизу начал подъем следующий факел.

В тот же миг огненным львом метавшееся у стены пламя обрушило на головы людей мириады искр. Огонь второго факела двигался к правому концу прохода, пространство под широким навесом озарилось красным. И когда факел с уже терявшим силу пламенем поворачивали, летящие искры заставляли сверкать темную зелень кипарисов.

Толпа, окутанная мраком, теперь выплывала из тьмы, громкие призывы к Будде мешались с общими криками. На головы, словно золотой песок, продолжали сыпаться искры, и надо всем нависал величаво черный храм Нигацудо.

– Как чудесно! Чудесно! – повторяла Кадзу.

Когда Ногути обратил на нее внимание, она плакала.

В гостиницу они вернулись почти на рассвете. После церемонии Омидзутори оба были не в силах ждать чтения сутр. Гостиница встретила их криком петуха. Но небо еще не посветлело.

– Примем ванну и будем отдыхать, – сказал Ногути.

Глаза Кадзу возбужденно блестели; она ответила, что устала, но спать не собирается. Когда она сняла накидку и принялась ее складывать, внимание Ногути привлекла подкладка. Он подошел к раскинутой на кровати одежде. Темно-лилового цвета ткань в ярком свете лампы была спокойно прекрасна. На ней умелая рука белым контуром начертала хокку[24].

– Что это? – спросил Ногути, распуская галстук.

– Стихотворение Соги[25]. Я попросила каллиграфа написать его для нашей поездки. Ведь уже весна.

Кадзу начала было читать, но образования ей явно не хватало.

– Знай, как я ждал, не осыпались бы весенние цветы, – прочел Ногути.

Руки, теребившие галстук, застыли: Ногути молча долго вглядывался в строчки. А Кадзу думала, как они красивы, эти сухие, в старчески набухших венах, мужские руки.

– Да, действительно… – наконец вымолвил Ногути. И это была вся его реакция.

На рассвете мужчина за шестьдесят и пятидесятилетняя женщина уснули в одной постели.

Глава восьмая

Свадебные хлопоты

Через неделю после возвращения из Нары, не в силах больше ждать, Кадзу в благодарность пригласила компанию, с которой была в поездке, к себе в ресторан.

Этим вечером меню было следующим:

Закуски

Хвощ с кунжутной пастой, копченый лосось в обертке из кальмара, стебли фуки и морепродукты в обертке из пенок соевого молока, отварной морской угорь, суси из морского окуня, обернутые в листья бамбука.

Суп

Мякоть маринованной сливы, морской гребешок, зеленый лук асацуки, побеги японского перца.

Сасими

из морского окуня, ставриды.

Гриль

Крупные креветки, запеченные с солью, грибы сиитакэ, салат, заправленный пастой из соевых бобов.

Отварные кушанья

Морская капуста из района Наруто, молодые побеги бамбука, побеги японского перца.

Хотя гостей ожидалось не много, для них специально приготовили большой зал. С тем чтобы потом этот вечер долго вспоминался, чтобы сразу стало понятно: его невозможно забыть.

В Наре, после отъезда их очень занятых спутников, Ногути и Кадзу провели два дня. Они обходили храмы и ясным утром снова посетили зал Нигацудо, где не осталось ни следа церемонии, поднялись по каменной лестнице к сцене. На лица учеников, выполнявших во время ритуала такую впечатляющую работу, вернулось повседневное глуповатое выражение деревенских парней: усевшись на ступени, они грелись на солнышке. Склон увядшего газона сверху, со сцены, выглядел будто после пожара: рядом с пробивавшимися молодыми побегами солнце там и сям заливало светом обугленную траву, обнажая остатки пепелища.

Во время спокойных прогулок Ногути говорил очень разумно, разговор естественным образом вращался вокруг темы их брака. Внимательно выслушав Ногути, Кадзу тоже, не давая воли эмоциям, прямо высказала свое мнение. Как бы там ни было, она не собиралась расставаться с рестораном. «Вот как?» – но такой мужчина, как Ногути Юкэн, не может переехать жить в «Сэцугоан». Поэтому жизнь в браке вынужденно пойдет не по правилам. Каждую неделю на выходные Кадзу станет приезжать в дом Ногути, чтобы они провели эти дни вместе. А утром в понедельник она будет возвращаться на работу. Такой выход оба сочли наиболее удачным.

Благодаря безмятежности ранней весны, покою, разлитому над древней столицей, им казалось, что планы, обсуждаемые во время неспешных прогулок, и принятые тогда же решения вполне разумны. Кадзу с удивлением замечала, что нежданное счастье доставляет ей лишь спокойную радость и не приносит бурного возбуждения.

Теперь она станет супругой высокопоставленного лица. Подумать только: в долгой жизни это была вершина, которую Кадзу давно