и, зажав их в руке, я пошла на кассу. И тут кто-то из детей крикнул: «Сэнсэй!» Сэнсэй? Мужчина в белой сорочке кивнул мне и улыбнулся, показав все зубы. Я машинально кивнула в ответ. Сэнсэй? «Сэнсэй, у этой тети очень много денег! У нее бумажка в десять тысяч иен!» Остальные дети засмеялись: «Десять тысяч! Десять тыщ!» Мужчина страдальчески улыбнулся: «Это и правда немало, но вы забыли, что о таких вещах нельзя кричать на весь магазин. Так что тсс, молчок!» — «Тсс? Тсс! Тссс!» — Дети громко зацыкали, запрыгали, мужчина рассмеялся, и они начали смеяться вслед за ним. И я тоже засмеялась. Только женщина на кассе осталась безучастной. Она равнодушно взяла у меня деньги, быстро пересчитала их, а потом еще раз, медленнее — так, чтобы я все видела. Ну что ж, сдачи на мороженое, похоже, не осталось. За то время, что я работала, мне удалось скопить не так уж много денег. А теперь я была безработной, и последнее, что входило в мои планы, — это трата сбережений. Но что я могла сделать? О чем вообще свекровь думала? Наверное, просто очень спешила.

Я кивнула на прощанье мужчине, которого дети называли сэнсэем, и вышла из комбини. Меня тут же обволокло липкой жарой и звоном цикад. По ту сторону стекла дети махали мне вслед белыми ладошками. Я помахала им в ответ и пошла домой по дороге вдоль реки. На обратном пути мне никто не встретился. Я то и дело посматривала в сторону зарослей, но зверя так и не увидела. И вообще, казалось, там не было никого живого. Река выглядела неподвижной, как застывшее желе. Когда я дошла до дома родителей Мунэаки, дедушка все еще был в палисаднике со своим шлангом. Я оставила на столе проштампованный квиток об оплате и записку о том, что денег в конверте не хватило и я добавила из своих. Я подумала и не стала писать точную сумму, которую вынуждена была заплатить. Свекровь наверняка помнит, сколько денег оставила в конверте.

Вечером после работы свекровь заглянула, чтобы извиниться и вернуть деньги. Она принесла мне четыре тысячи. Я стояла в оцепенении, глядя на четыре хрустящие купюры, пока она говорила: «Мне так неловко, прямо не знаю, что со мной произошло! Спасибо, что выручила меня. Извини! В итоге ты осталась без сдачи, на которую можно было бы купить мороженое… поэтому возьми, пожалуйста!» Она протянула мне два маленьких эскимо со вкусом лимонада и легонько пожала плечами. Я не очень поняла смысл этого жеста. «Поделись с Мунэаки, ладно? — сказала свекровь. — К сожалению, это единственное мороженое, которое осталось у нас в морозилке. Другого нет. Но оно очень вкусное. Мы его в кооперативном магазине покупаем. Оно со вкусом лимонада и действительно прямо как будто газированное. Причем нам его домой привозят, потому что кооператив делает доставку. Я в следующий раз могу для вас тоже заказать. Вот принесу тебе их каталог, ты выберешь, что понравится». Я так и не смогла признаться, что доплатить мне пришлось гораздо больше четырех тысяч. Поэтому просто взяла эскимо и сказала спасибо. Может быть, свекровь не помнила точно, сколько денег положила в конверт?.. А может, пока ее не было дома, кто-то зашел и взял из конверта двадцать тысяч? Может быть, дедушка? Как знать. В любом случае мы же не платим им за съем. И в конце концов, это всего двадцать тысяч. Надо успокоиться и забыть. Я положила эскимо в холодильник и стала ждать мужа. Он вернулся уже за полночь. Это было не так уж и поздно: с тех пор как его перевели, он всегда возвращался примерно в это время.

«Сегодня я видела какое-то странное черное животное», — сказала я, когда муж сел ужинать. Он оторвался от телефона и посмотрел на меня: «Да?» Его волосы были мокрыми после душа — то ли он их не вытер как следует, то ли уже успел вспотеть. Голубая футболка, в которой он обычно ходил дома и спал, промокла на спине. Пятно казалось совсем черным. Я включила кондиционер, как только получила сообщение, что он будет через несколько минут. К моменту нашего разговора я даже немного подмерзла, но ему, похоже, было до сих пор жарко. Муж положил телефон и взял палочки. Он съел немного риса и запил его мисо-супом, который я сделала, пока он был в душе. «С очень черной шерстью. Довольно крупное. Вот такое». Я показала руками — так, чтобы муж увидел. «Типа бездомная собака?» Муж осушил стакан с ячменным чаем. «Нет, это была не собака». — «Может, барсук или тануки? Я слышал, здесь их полно. По крайней мере, раньше много было». — «Нет, не тануки и не барсук». — «Откуда ты знаешь?» — «Вообще-то, я знаю, как выглядит барсук». Я налила мужу еще чая. Муж палочками свернул в трубочку омлет из двух яиц, в который я добавила фарш, и положил его на рис. Потом снова подхватил, отправил в рот и проглотил не жуя. Несколько капель кетчупа упали с омлета в тарелку с рисом. «В общем, я за ним пошла и провалилась в нору». — «В нору?» Муж положил в рот несколько кружков моченого огурца и запачканный кетчупом рис. Сделал наконец несколько жевательных движений. Было слышно, как хрустит огурец. Я съела свой ужин раньше. Для себя я не стала заморачиваться с омлетом, просто наскоро потушила немного фарша, смешала его с рисом и накрыла глазуньей из одного яйца. До того, как мы сюда переехали, муж никогда не возвращался домой так поздно, а я работала полный рабочий день со сверхурочными. Поэтому мы каждый вечер ужинали вместе и ели что-нибудь простое на основе риса: домбури, жареный рис с яйцом или рис с соусом карри — соус я готовила заранее, а вечером только разогревала. В городе у меня не было сил идти в супермаркет после работы, поэтому мы ели очень мало овощей. В морозилке всегда лежали полуфабрикаты, которые можно быстро приготовить. Но теперь я перестала покупать полуфабрикаты. Все готовилось с нуля, что, конечно, было гораздо лучше как с питательной, так и с финансовой точки зрения. Но с другой стороны, если бы я дожидалась мужа, чтобы поужинать вместе, то не миновала бы голодного обморока. И не то чтобы есть вместе с мужем было так уж важно, но если в один и тот же день ты готовишь два полноценных ужина, то в какой-то из них ты уже