Генералу было не до изучения архивных документов. Его бесила сама ситуация мышеловки. Его поймали, как крысу. Выйдя из закутка, он швырнул папку с делом «Шекспира» к решетке.

– Из-за этой чуши ты держишь меня взаперти?

Щелястые зубы полковника в отставке Святного обнажились в презрении.

– А вам не кажется чушью тот факт, что 22 июня 1941 кадровая Красная Армия – скопом, чохом, вся! – побежала и погибла? Историки объясняют катастрофу внезапностью блицкрига. Чушь! Причина катастрофы – Копье Лонгина, цунами паники, ударившее на огромном фронте. Гитлер только потому и решился напасть на СССР, что фанатически верил в силу Копья. В первые недели в плен попали миллионы советских солдат. По сути, СССР был разгромлен. Копье отправили на другие фронты, в Европу, а затем в Африку. Но в декабре 41-го Гитлеру пришлось вернуть Копье под Москву, где немецкие войска забуксовали…

– Тогда почему же немцы Москву-то не взяли? – спросил генерал.

Святной был заметно утомлен, держался за решетку и переводил дыхание после каждой фразы.

– Столицу… нашей Родины… немцы не взяли, потому что под Москвой… Копью Лонгина… был противопоставлен православный щит. Я лично организовал облет Москвы Чудотворной иконой Тихвинской Божьей Матери.

ОБЛЕТ МОСКВЫ ИКОНОЙ БОЖЬЕЙ МАТЕРИ

8 декабря 1941 г.

Маршал авиации Голованов, личный пилот Сталина, 8 декабря 1941 года совершил облет Москвы с иконой Богородицы Девы Марии «Тихвинская».

«Была жуткая метель, – вспоминал он, – в нескольких метрах ничего не видно. Возник резонный вопрос: “Нельзя ли перенести полет?”. Но Сталин сказал, что погода очень хорошая, а станет еще лучше. И произнес необычную загадочную фразу: “Варлаам Хутынский, как уже устраивал, так еще устроит”».

Штурмана на облет Москвы Голованов решил не брать: чего там «штурманить», когда все равно ни зги не видно! Но ему дали очень интересных пассажиров: священника с иконой и тремя женщинами. Голованов говорит батюшке: «Вообще-то так: полет наш непредсказуем, вы понимаете? Я знаю, что вы добровольцы, но…». – «Милок, – отвечает священник, – какая непредсказуемость? С нами Царица Небесная! Нельзя ли, чтобы двигатели твои работали потише и не мешали пению?»

Голованов не выдержал и рассмеялся. И вдруг заметил, что в самолете необычайно тихо. Посмотрел: моторы работают. А шума нет! Ясно слышны голоса священника и певчих: «Царица моя преблагая, надежда моя, Богородице…». А по радиосвязи голос из Кремля: «Саша, сделай погромче…». Сталин любил церковное пение.

Голованов хоть атеистом был, но прочувствовал важность момента: «Смотрю, а у меня в фонаре (переднее стекло кабины) вид, как на полотнах Куинджи: под брюхом американского “Дугласа” в свете луны лежит заснеженная русская земля. И сверху ее строго оглядывает Божья Матерь, вылетевшая на личную проверку».

В районе Клина от страшного удара содрогнулась икона, затряслась-завибрировала, как щит, получивший на всем скаку удар рыцарским тевтонским копьем. На драгоценном окладе иконы образовалась вмятина. Палец священника тронул ее – из оклада выпал красный самоцвет, словно капнула капелька крови.

СЕРГЕЙ СКВОРЦОВ

Голый шпиль. Крым. Наши дни

– Куда вы меня ведете? – Скворцов остановился на пригорке.

– Топай! – кореец пихнул его в спину.

– Слышь, Чан, – придержал друга долговязый парень с фурункулезным лицом, – на хер нам всралось тащиться с ним на заставу, пока наши там его бабу ебошат…

– А ведь верно, – почесал Чан затылок, – Димка точняк на нее прыгнет. Капран приказал глаз с него не спускать! Я лучше вернусь, пока он там дел не натворил!

– Че он там может натворить?

– Да он трахнет эту москвичку, как пить дать! Он и так под следствием. Не, Вакула, ты как хочешь, а я вернусь, иначе его батя с меня три шкуры спустит. – Чан зажал ноздрю пальцем, сморкнулся. – Где этот егерь? Эге-гей! – закричал он, приложив ладони ко рту. – Матвеи-и-и-ч!

Издалека донесся слабый отклик.

– Блин, мы сильно левее взяли. – Вакула повернул Скворцова за плечо в сторону эха и смаху ударил пятерней в спину. – Топай!

Сергей задохнулся от крепкого хлопка между лопаток, по инерции сделал несколько шагов и вдруг… ломанулся сквозь кусты наутек. Все случилось как-то само собой, он не планировал убегать, но вот… побежал…

«Стой, стой!»

Сзади трещала кустами погоня.

Скворцов несся по кустам напролом, не обращая внимания на секущие ветки. Затормозил на краю откоса, решился, прыгнул, кубарем вкатился в кизильник, выдрался из колючек, метнулся вбок и побежал не прочь от Голого шпиля, как ожидали преследователи, а дал кругаля и вернулся обратно на чаир. Там, за палаткой, под камнем был спрятан пакет с документами на машину и ключами, а также заработанные тяжелым трудом доллары.

Тяжело дыша, горячий и потный, Скворцов на четвереньках подкрался к лагерю.

Возле разгоревшегося костра вольготно расселась гоп-компания, гоготала и пила водку.

Скворцов по-пластунски пробрался за палатку, достал пакет с документами.

Глаза щипало потом. По голове в гуще волос, по щекам, мухами щекоча, ползли и ползли горячие капли пота.

«Ну, пожалуйста, не надо. Я еще девочка…ну, пожалуйста… не надо!..»

Сергей замер. Выгоревший брезент палатки подрагивал – там боролись.

– Пожалуйста… – умоляла Даша, – ну, пожалуйста… ну, пожалуйста…

– Руки! – рычал мужской голос. – Руки убрала! Получишь сейчас! Сама же хочешь.

– Не хочу!.. Нет!.. Нет!.. Нет…

– А зачем тогда в палатку меня позвала? Не рыпайся, сказал!

– Я гражданка России… Я заявлю в милицию…

– В милицию? – послышался вскрик – это Капранов за волосы заломил Даше голову. – Мы сами тут милиция!

Черный археолог бессильно зажмурился.

Что он может сделать? Что?!

Никакой мужик не справится с целой бандой! Плюс егерь с собакой и ружьем… Ты нанимался копать, а не драться.

Но в голове все громче и грозней раздавался чей-то грубый и властный голос: «Ты должен ее спасти! Там нет никого, кроме тебя! Ты себе никогда потом не простишь! Дерись! Дерись за нее, сволочь!!!»

Лицо пылало от стыда, как от пощечин. Пот заливал глаза. Дыша впроголодь, Скворцов спросил неведомого «бога», который взывал сейчас к его совести.

– Почему я должен ее спасать? Кто она мне такая?

Ответ «бога» поразил.

Не колеблясь, он сбросил куртку, оставшись в одной белой майке-безрукавке и рваных, выгоревших до белизны джинсах.

С грохотом пролетел вертолет, тень его мелькнула над поляной, парни у костра замахали руками. Скворцов воспользовался шумом, отвязал палаточные тяги и рывком вздернул кверху правый полог.

Растерзанная Даша с залитым кровью лицом трепыхалась под сильным голым парнем.

Красная удушающая ярость хлынула в голову. Скворцов смутно все видел.

«Войдя, Финеес вонзил Копье в Зимри, нагим возлежащего на Хазве, покарав отступника и дочь лжи, и убил их