– Мира, ты не понимаешь, – качал головой с улыбкой.

– Да пускай прыгает, – отмахивалась я.

И Володька прыгал. А вслед за ним в воду летели и мы с Ильёй, потому что и были тем самым неправильно распределённым грузом.

Когда-то я являлась его слабым местом, тем, что возникает лишь при глубочайшей привязанности, но делать ставку на нюансы давно завядших отношений сейчас казалось слишком самонадеянным с моей стороны: забор уже был заколочен. Поэтому я отчаянно высматривала в его глазах злость, раздражение или даже агрессию.

Но нет: Илья тихо ругнулся сквозь зубы – я не разобрала, что именно он сказал, но предпочла услышать что-то вроде «Ах, какая упрямая барышня!» – и захлопнул дверцу «буханки». Подошёл к выглянувшей на крыльцо тёте Агате, распихал по карманам выданные ему бумажки, о чём-то с ней поговорил, мимоходом почесав за ухом запрыгнувшую на перила рыжую Делию, а потом уселся на водительском сиденье и тяжело вздохнул.

Я молчала. Ведь если силой выкинуть меня из машины у него не получится, то одним метким словом – запросто, поэтому я всё ещё держалась руками за ремень безопасности, старалась лишний раз не отсвечивать и терпеливо ждала, когда мы выедем с гравиевой дороги на асфальтированную, повернём на шоссе, наберём скорость. И только тогда отважилась спросить:

– Откуда у тебя «буханка»?

– Оттуда, – буркнул Илья.

Да уж, начало воодушевляющее. Я покрутила головой по сторонам и попробовала снова:

– Радио можно включить?

– Тут нет радио.

Прорвавшееся сквозь ажурные кроны деревьев солнце запустило рой беспечных бликов по приборной панели. Над дорогой низко пролетела птица.

– А хочешь занимательный факт про русского живописца Архипа Куинджи?

– Нет.

Где-то совсем рядом, точно под боком, мерно гудел мотор, вдоль резинового ободка лобового стекла скапливались белые песчинки, пахло старым железом, хвоей и немного морем.

– А тебе не стра… не странно снова оказаться со мной в одной машине?

Страшно, я хотела сказать «страшно», но не смогла, а Илья впервые на меня посмотрел, но так ничего и не ответил.

Оставшиеся сорок пять километров до города мы провели в тишине.

Но даже там лёд между нами не растаял. Людные улочки, наполненные детским смехом, разноцветные кукольные домики с башенками и флюгерами, дразнящий запах варёной кукурузы – все прелести прибрежного курортного городка, призванные расслаблять и настраивать на мирный лад, сейчас, казалось, совершенно не работали.

Я безмолвно следовала за Ильёй, отставала на пару шагов, потом догоняла и смотрела, как наши тени сливались на асфальте. Читала этикетки на консервах с тушёнкой в почтовом отделении, где он получал посылки для тёти Агаты. Выбирала самый выгодный вклад в банке, пока он ждал своей очереди к операционисту. Откровенно скучала в автомастерской, где он вёл бесконечные беседы с перемазанными машинным маслом суровыми мужиками.

Время тянулось медленно, мне уже хотелось пить и писать, но я боялась отойти хоть на минутку: а вдруг он воспользуется моментом и уедет, оставив меня тут? Мысль, конечно, была дикой и маловероятной, но я на всякий пожарный переживала, поэтому не выпускала его из поля зрения, а заодно и разглядывала украдкой, подмечала детали.

Полоса загара на шее – кожа над воротником рубашки чуть темнее. Непривычная и колючая даже на вид щетина – светлая, но мужественная. Погрубевшие, заострившиеся черты лица – и россыпь веснушек на носу казалась особенно трогательной.

– Аптека.

– Что?

– Ты говорила, тебе надо в аптеку, – Илья кивнул на дверь с зелёной вывеской.

– Точно… А ты подождёшь?

– Куда я денусь?

Ну да, пропадать и бросать – это же моё хобби.

Естественно, в аптеку мне было совсем не нужно, я даже забыла про неё. Но всё равно зашла. И через минуту вышла, встала напротив Ильи и засунула в нагрудный карман его рубашки упаковку пластыря.

– У тебя закончился.

Поймала янтарный прищур глаз и шустро зашагала к «буханке». А он долго смотрел мне вслед… хотя я, конечно, не знала, куда он там смотрел, но мне очень хотелось, чтобы вслед.

В строительном магазине Илья активно пытал консультантов, без конца относил что-то в машину и выглядел крайне занятым, и я не стала мешаться под ногами и тихонько бродила между рядами, пока не оказалась в отделе лакокрасочных материалов.

Пёстрые шеренги банок, букеты жёстких кистей, веера цветовых каталогов, флакончики с яркой колеровочной пастой и бутылки с мерцающей серебрянкой – они манили. И я не удержалась, дотронулась до них пальцами, пересчитала и приласкала. Вот красный – нет, скорее карминовый. А вот зелёный – или, может, малахитовый. На удивление чистый коричневый – элегантный камелопардовый. И чёрный, который как прюнелевый, собрался на помятой жестянке эмали каплей сока, и я поддела её, растёрла между подушечками пальцев, невольно залюбовалась.

– Почему ты перестала рисовать? – услышала я голос Ильи и резко обернулась.

Он ставил на платформенную тележку вёдра с белой водоэмульсионкой и пристально на меня смотрел, а заметив замешательство на моём лице, указал на руки.

Ах да, руки. Если не считать свежего следа чёрной краски, то вполне обычные чистые руки с аккуратным маникюром, парой серебряных колец и припухшей, но выглядящей вполне безобидно царапиной на безымянном пальце. Совсем не такие, к которым Илья когда-то привык.

– Потому что, – ответила я, засунула эти болтливые руки в карманы и поспешила в соседний ряд.

Ну а что я могла сказать?

Потому что у меня больше не получалось? Потому что кисть дрожала, а решительно опущенные в банку с краской пальцы не слушались? Потому что через месяц бесплодных попыток выплеснуть скопившиеся внутри боль и отчаяние я выяснила, что рисовать могла только здесь, в моей Аркадии, где случайный жёлтый мотоцикл –егоканареечный, рапсовый, лимонный мотоцикл – стал для меня путеводной звездой?

Потому что я не могла рисовать, когда Ильи не было рядом?

Продуктовый супермаркет являлся финальной остановкой нашего маршрута, и там мы наконец-то добрались и до последней стадии принятия – до смирения. Я смирилась с тем, что Илья точно-точно меня не бросит, а потому даже дерзнула отлучиться в туалет, напиться ледяной воды из холодильника и прихватить ведёрко мороженого на случай, если вечер не будет томным. Илья же, казалось, смирился с тем, что я крутилась где-то рядом, и даже терпеливо ждал, когда я отыщу на полках макарошки в форме ракет, которые в список тёти Агаты не входили.

– А это что? – спросил он в овощном отделе, кинув в тележку упаковку грибов.

– Где?

– Вот это вот. – Он повернул ко мне изрядно помятый листочек со списком покупок. – Вкусняшки для Тузика?