Посреди участка, заросшего высокой травой, стоял скромный домик. Ива над ним разрослась, и ее листва смешивалась с зеленью давно не подстригавшейся живой изгороди. Справа от дома виднелся силуэт лодки: казалось, она вот-вот исчезнет среди волн. Чем-то это напоминало фотографию речной заводи в Луизиане.

На калитке каким-то чудом сохранились остатки бумажной ленты, которой ее опечатали полицейские. Я чуть надавил плечом – и изъеденная ржавчиной задвижка упала. Я знал, что, перешагнув этот порог, войду в мир тьмы. И я его перешагнул.

В первый раз я оставался там всего минут десять. Просто прошелся вдоль ограды, заросшей терновником. Кругом все заполонили сорняки. Ива от слабого ветерка покачивалась, словно голова великана. Шелест листвы звучал то громче, то тише, как голоса в хоре. А я разглядывал домик: жалюзи на окнах были опущены, их металл явно пострадал от сырости. Штукатурка начала осыпаться. Раздался стук: порывом ветра захлопнуло калитку. Словно сотни иголок впились мне в тело. Еще несколько метров – и я увидел боковую сторону дома. И часть контейнера.

Некоторое время мы с ним смотрели друг на друга. Он был окружен деревьями, которые словно обнимали его ветвями. У меня в голове пронеслась мысль: если я хочу освободиться, придется раскрыть эту железную пасть. Но я не смог. Не помню, как я снова оказался в машине; сердце у меня колотилось, я включил первую передачу и унесся прочь, поднимая тучи пыли.

Карабинеры терялись в догадках: кто приволок сюда этот контейнер? Когда? Быть может, вначале у преступника был сообщник? Эти вопросы так и остались без ответа. То, что на несколько километров вокруг не было никакого жилья, тоже не проясняло дело. Мой отец оформил этот участок в собственность в феврале 1979 года. За семь лет и шесть месяцев до моего рождения. В реестрах обнаружились разрешения на строительство дома и на подведение коммуникаций. Все было оформлено по закону.

Выставлять участок на продажу было бы пустой тратой времени. Даже без «монстра с побережья» этот кусок земли на отшибе никого не заинтересовал бы. То же относилось и к квартире, которую я получил в дар на восемнадцатилетие. Более того, весь наш дом, а возможно, еще и соседние, был как зачумленный, и только дойдя до конца улицы, прохожие вздыхали с облегчением. Среди жильцов есть такие, кто не полностью выплатил взносы за квартиру, хотя она потеряла всякую рыночную стоимость. Ходили легенды о людях, будто бы слышавших со стороны лестничного пролета детский плач. Возможно, это хныкала капризная девчонка со второго этажа. Ее зовут Матильда. В школе одноклассницы напугали ее рассказами о призрачных голосах. Теперь она не спит по ночам – лежит с широко открытыми глазами, не зная, что привидение, которое лишает ее сна, – это она сама.

Это словно черная туча, которая с каждой минутой сгущается: ты ждешь, что она наконец рассеется, но она так и висит над головой. Мои пожилые соседи целый день висят на телефоне: им страшно оставаться дома в одиночестве. Почтальоны вздрагивают, когда заходят в наш подъезд, и быстро рассовывают по ящикам корреспонденцию, придерживая ногой дверь, чтобы она не захлопнулась у них за спиной.

Приводя в порядок участок, я как будто лепил фигурку из пластилина, только наоборот. Мне приходилось не добавлять недостающее, а устранять лишнее. Скошенную траву я охапками запихивал в нейлоновые мешки, которые отвозил в пункт раздельного сбора мусора. Выглядели мешки так, словно в них спрятаны трупы. Еще я разравнивал почву в садике, который перекопали карабинеры. Однажды нашел в земле монету 1983 года в сто лир.

Первое время я занимался только участком. Самое трудное началось, когда я вплотную приблизился сначала к домику, а затем и к контейнеру. Я скашивал траву, низко опустив голову; как-то раз коса задела контейнер; раздался металлический лязг. А если бы изнутри кто-то откликнулся?

При мысли о том, что придется возиться с моторкой, у меня тряслись руки. Как предположили дознаватели, с ее помощью отец избавлялся от тел. Однако следы пребывания в лодке девочек до похищения Лауры обнаружить не удалось. Лодка была зарегистрирована по всем правилам. При обыске нашли даже права на управление маломерным судном.

В день, когда я решился зайти в домик, всю дорогу до участка я твердил себе: никаких колебаний, вставить ключ в замок – и все. Меня неотступно преследовал пугающий образ: переступая этот порог, я как будто заглядываю в пасть чудовищу. Контейнер был его желудком.

До самого последнего момента я держался. Вставил ключ в скважину, и оставалось только его повернуть, но замок оказался тугим, и я чуть не сломал ключ, да еще и поцарапал костяшку указательного пальца. Я дал этому единственно возможное объяснение: дом не хочет меня впускать. «Нечего тебе здесь делать, убирайся», – внушал он мне. Но я не послушался. К замку не прикасались много лет, и он попросту заржавел; со второй попытки я открыл его и рывком распахнул дверь. Впервые за долгие годы в комнату хлынул солнечный свет. То, что я увидел, напоминало фильм ужасов.

Пол был усеян разодранными книгами, клочками бумаги, кухонной утварью, битой посудой. Стол лежал на боку, столешницей к стене, старые пластиковые стулья были перевернуты ножками вверх. Один из навесных шкафчиков упал, вокруг валялись крышки, осколки стаканов. И повсюду – мышиный помет и пыль. Невозможно было понять, где кончалось усердие карабинеров, а где начиналась запущенность.

Я принес из машины фонарик. Не двигаясь с места, обшарил его лучом стены: полка со сковородками, мойка, газовый баллон. Мягкий диванчик, из которого вылезали грязные клочья обивки, вспоротой во время обыска. Слева – буфет с оторванными дверцами. На полу – два пустых выдвижных ящика. Кроме книг, здесь не было никаких вещей. Только электрический нагреватель и вентилятор. Рядом с кухней-гостиной находилась еще одна комната. Двери не было. Больше мне ничего разглядеть не удалось.

Поиски необычного – дело опасное: есть риск, что ты его найдешь. Я еще не успел сделать шаг внутрь дома, но уже понял: ничто здесь не говорит о нас. Обо мне. Я видел жилище незнакомца. Выбор мебели, стиль, в котором был оформлен дом, не имели ничего общего со вкусами моего отца, каким я его знал. Сплошная дешевка: жесть и фанера. По идее это должно было меня успокоить; очевидно, это место мало что для него значило, раз он не