— По-твоему, у толстосумов концы вкуснее? — ухмыляется Феликс.

Она понимает, что ни в коем случае нельзя реагировать на его насмешки.

— Что за самоотверженная шлюха! Что-то не верится, что ты стараешься меня обогатить. — Он бросает взгляд на лежащие на столе серебряные серьги. — Ты же не надеешься, что тебе перепадет прибавка? Ты не так умна, как кажешься, если воображаешь, будто я собираюсь делиться прибылью. — Феликс заговорщицки манит ее к себе. — Рассказывай, в чем дело?

— Я не знаю, — настороженно отвечает Амара.

— Выкладывай, — требует Феликс. — Я не рассержусь. Я спрашиваю из любопытства. Говори же.

Амара ломает руки, по-прежнему не зная, что сказать. Раньше они никогда не вели подобных разговоров. Бывает, что во время их встреч Феликс вообще не произносит ни слова, разве что напоследок, когда считает нужным сообщить ей, что в постели она никуда не годится и он понятия не имеет, с какой стати мужчины вообще платят за ее услуги. Как бы она ни ненавидела хозяина, ему все равно удается ранить ее своим презрением. Ей больно, когда он прикасается к ней как к пустому месту. А сейчас он смотрит ей в глаза так, словно ему интересно услышать, что она ответит, как будто ее мнение имеет какое-то значение.

Чутье подсказывает Амаре, что это уловка, но она всей душой желает ему поверить. Возможно, ей удастся до него достучаться.

— Почему ты купил меня? — спрашивает она. — Меня продавали как конкубину[7]. Я образована, я играю на лире. Я знаю, что из-за этого обошлась тебе дороже. Если мои способности были тебе не нужны, то почему? Зачем ты инвестировал в меня, а теперь вынуждаешь остаток дней вкалывать в кубикулах? — Вспомнив самоуверенную осанку Галлия, собирающего с клиентов плату у порога, она выпрямляется во весь рост. — Я заработаю тебе гораздо больше денег, если ты позволишь.

Воцаряется невыносимо долгая тишина. Амара с трепетом ожидает ответа. Страх, который она пыталась подавить, растет в ней, словно гриб после дождя.

— Почему я тебя купил? — Феликс по-свойски ставит локти на стол и кладет подбородок на ладони, словно разговаривая с ровней. — Уж явно не за твои чудесные сиськи. Давай начистоту, мы оба видали и получше. И красота твоя меня тоже не сразила. — Он смеривает ее взглядом и выдерживает паузу, чтобы она хорошенько переварила его слова. — Ты была ненамного привлекательней других голых девиц, выстроившихся рядком. До Дидоны тебе далеко. — Феликс заглядывает ей в глаза. — Но, увидев тебя, я уже не мог отвести глаз. Тебя продавали как обыкновенную шлюху, а ты держалась будто богиня Диана. Казалось, ты в любой миг можешь отдать команду своим охотничьим псам разорвать каждого, кто посмел увидеть тебя обнаженной.

Феликс встает из-за стола. Амара наблюдает за его приближением и заставляет себя оставаться неподвижной, вопреки сильнейшему побуждению отступить. Остановившись в шаге от нее, он легко касается ее шеи.

— Будь твоя воля, ты бы разорвала их всех на куски, правда? — Феликс усиливает хватку, сжимая ей глотку. — Может, ты и меня разорвать хочешь?

Амара начинает задыхаться, перед глазами плывут темные пятна. Она в панике вцепляется в его ладони, пытаясь оторвать их от своего горла. Он отпускает ее, и она падает на стол, хватая ртом воздух.

— Знаешь, что бывает с людьми, которые меня предают, Амара?

Не в силах говорить, она кивает.

— Умница. Это не помешало тебе стравливать меня с Симо.

К Амаре медленно возвращается дыхание, но она не смеет разогнуть спину и остается лежать на столе, стараясь отползти как можно дальше от него.

— Ты не богиня Диана. — Феликс обходит вокруг нее. — Или, если угодно, не Артемида, как вы, греки, ее зовете. — Он растягивает иностранные слова, передразнивая ее акцент. — Porna eis. Ты обыкновенная шлюха. Сколько бы ты ни бренчала на лире. — Он толкает Амару на пол, заставляя ее преклонить колени. — Я твой хозяин. И не смей воображать, будто ты умнее меня.

Стоящий в женских термах пар не может скрыть ее слез. Амаре хочется нырнуть под воду, чтобы та поглотила ее и ей никогда не пришлось бы подниматься на поверхность. Она стоит возле большой общей ванны, обливаясь потом от жары. Виктория нежно вытирает лицо Амары и брызгает на ее щеки прохладной водой, набранной в сложенные ковшиком ладони.

— Нельзя каждый раз принимать все так близко к сердцу, — говорит она, дотрагиваясь мягкими пальцами до кожи Амары. — Это просто секс. Это не ты, а просто твое тело. Ты сильная, я знаю.

Шумные, тесные женские термы не могут сравниться роскошью убранства с термами Вибо, но даже без огромного теплого бассейна для омовений здесь намного спокойней. Мужчинам вход сюда запрещен — даже Феликсу.

— Не каждый раз. С Феликсом все по-другому, — отвечает Амара. — Дело не только в том, что он со мной делает, хотя мучительно и это. Но от его слов еще тяжелее. Как ему удалось так хорошо изучить наши уязвимые места?

Виктория брызгает водой себе на шею и руки.

— Ты права, с Феликсом все по-другому.

Ее потесняет пара матрон, чьи рабыни несут за ними их личные лохани. Матроны устраиваются неподалеку, стараясь не смотреть в их сторону. Они видели, как Виктория и Амара обтирали друг друга, и поняли, что девушки слишком бедны, чтобы заплатить прислужницам.

— Может, вы и богаты, — тихонько, чтобы женщины не услышали, шепчет Виктория, — но задницы у вас дряблые.

Амара не смеется. Она бы не задумываясь променяла свою красоту на богатство.

— Я понимаю, о чем ты, — продолжает Виктория. — Феликс умеет ударить по больному. Он всех достает. Ты не одна такая.

— Я думала, он меня убьет.

— Что ты, Феликс никогда бы на такое не решился! — запальчиво возражает Виктория. — Подумай, сколько денег он бы потерял! — Она разглядывает бледные синяки на шее Амары. — Обычно он не оставляет следов. Наверное, ты его не на шутку разозлила.

— Да его все злит! — говорит Амара. — На него даже взглянуть нельзя, чтобы он не взбесился. Он невыносим.

— Вчера ты и правда без умолку его поучала. Он это ненавидит.

— Я дала ему хороший совет, — возразила Амара. — На что тут злиться?

— Душенька, — отвечает Виктория, — Феликсу не нужны советы от его шлюх.

— Он сказал мне, что я даже… — Амара запинается от стыда, — он сказал, что я не умею его ублажать. Что мне стоило бы поучиться у тебя, потому что ты знаешь, что делаешь.

— Так и сказал? — с заметным удовольствием переспрашивает Виктория.

— Он сказал, что ты единственная, кто по-настоящему знает, что делает, — повторяет Амара.

Феликс также говорил, что Виктория и вполовину не так красива, как Амара, но в десять раз лучше знает свое дело, однако эти его слова она оставляет при себе.