Эти сведения заставляли быть осторожным. Хабаров предоставил собственной судьбе Нагибу и продолжал путь вверх, громя прибрежные селения и хватая пленных. Когда они приплыли к городу сидевшего у него в аманатах князя Турончи, его дети прислали с рабами, в виде ясака, 7 соболей и 7 быков, но из «лучших людей» никто не явился на русские суда. Тщетно Хабаров через толмачей убеждал дауров: «Дайте Государю ясак полностью и живите без боязни на прежних своих кочевьях!» – никто даже близко не подъезжал. Так же неудачны были попытки дать проводников Терентью Ермолину, который по порученью Францбекова, должен был ехать в Китай. Напрасно простояли на одном месте ровно четыре недели, в надежде добиться проводников; напрасно Хабаров обращался к Туронче с упреками: «Для чего твои люди не хотят взять Третьяка и не везут его к Шунь-Чжи хану?» – Как им взять? – отвечал Туронча, – Китайская земля теперь с вами задралась, и вы многих китайских людей побили, да и ныне на вас придет войско китайское большое, тысяч десять и больше, и если наши люди возьмут того Терентья с товарищами, а вдруг их обратно из Китая не отпустят, и вы нас за то побьете».

Не добившись ничего, Хабаров поплыл дальше и 1 августа высадился на правом берегу Амура, против устья реки Зеи в улусе князя Кокурея. Здесь Ярофей стал говорить своим казакам: «Где бы нам город поставить?» Большая часть войска выразила полную готовность приступить к постройке. «Где будет годно и где лучше Государю прибыль учинить, тут и станем город делать», – говорили полчане. Но среди них нашлись, по словам Хабарова, воры, которые нарушили крестное целование и радели только о своих «зипунах» (добыче) и о нажитках. Во главе этих воров стоял енисейский казачий десятник Костька Иванов, случайно присоединившийся к походу; в совете с ним было человек сто. Бунт вспыхнул на трех судах. Бунтовщики отказались принимать участие в общем деле и снялись с якорей. Те из команды, которые не хотели присоединиться к ним добровольно, были перевязаны; несколько человек, впрочем, бросилось в воду в одних рубашках и вплавь добрались до Хабарова. Хабаров и верные ему казаки подъезжали в лодках к отъезжавшим судам и уговаривали своих бывших товарищей остаться и соблюсти верность Государю. На это последовал ответ: «Мы и близко к вам не пойдем; однажды мы от вас отъехали!», сопровождавшийся насмешливым заявлением, что они впредь не согласны служить Государю «своими головами с травы и с воды». Затем, выбросив на берег одну пушку, а другую в воду и, захватив войсковое знамя, порох и другое казенное имущество, Костька Иванов с своими соумышленниками поехал вниз по Амуру. Всего от Хабарова ушло 136 человек; осталось с ним только 212 человек.

Уже на следующий день были получены сведения о действиях бунтовщиков. Приехали с ясаком туземные князья и прислали с рабами 100 соболей, не решаясь сами близко подходить к русским. Хабаров через толмача призывал их и уговаривал отвести Терентья Ермолина в Китай, на руки им его давал, но те отвечали: «Как нам к вам ехать? Вы обманываете! Сказал нам толмач, что вы хотите нас перехватать и нам он правду сказал: он велел всем нам, даурам и джючерам, отъехать; да и ноныче ваши люди поплыли вниз и нашу землю громят. Какие от вас послы! Отнюдь мы к вам не идем да и послов ваших не возьмем».

Хабаров простоял на том месте полтора месяца, занимаясь набегами и грабежами в окрестностях. «Летом по той реке Амуру ходим и тех иноземцев к Государеву Величеству призываем, а непослушных и непокорных тех громим; а к зиме сплывем вниз», – писал он в августе.

Осенью Хабаров действительно сплыл вниз. Он хотел догнать отъехавших от него бунтовщиков и заставить их вернуться под его власть. Последние погромили по пути гиляков, забрали аманатов и среди Гиляцкой земли поставили острог с башнями, тарасы[9] зарубили и щебнем посыпали. Засев в этом городке, они рассчитывали собирать ясак с покоренных ими гиляков. 30 сентября к городу подъехал Хабаров, но Костька и его товарищи, опасаясь с его стороны «озорничества», приняли меры предосторожности; тогда Хабаров приступил к правильной осаде неприятельской крепости: поставил небольшое зимовье об одну улицу, учинил раскаты и вкатил на них пушки. Гиляков, приезжавших с ясаком, он не подпускал к острогу, и приказывал отгонять. Толмачи говорили дикарям: «Что это, вы, мужики, ездите к ворам и им ясак даете? Мы их, воров побьем и князцов ваших, которые у них в аманатах, повесим!» Очевидно, главной причиной раздражения Хабарова против своих бывших товарищей было то обстоятельство, что он видел в них конкурентов в сборе ясака.

Построив зимовье, Хабаров принялся бомбардировать чужой острог и стрелял по нему из пушек и из ружей с раннего обеда и до вечера. Бомбардировка не дала, однако, никаких серьезных результатов, и Хабаров приказал делать щиты для штурма. Осажденные, сознавая безвыходность своего положения и видя военные приготовления врагов, посоветовались между собою и сдались на милость победителя под условием, что их не убьют и не ограбят. Но тотчас после сдачи Хабаров заковал в железо зачинщиков, остальных жестоко избил батогами, некоторых даже до смерти, а имущество их захватил себе. Самый острожек он распорядился сломать и сжечь на дрова и на угли.

Зиму Хабаров провел в своем зимовье, продолжая грабить туземцев. Впрочем, набег, произведенный им на один из больших гиляцких улусов, окончился полной неудачей. За это он зверски убил гиляцкого аманата князца Мингалчу, служившего проводником: пересек его надвое пополам. Это был уважаемый во всей Гиляцкой земле старик, и убийство его вызвало волнение среди инородцев.

* * *

Когда наступила весна 1653 года, Хабаров разорил свое зимовье и поехал опять вверх по Амуру, захватив с собой гиляцких аманатов. Гиляки с криком и плачам ехали в лодках за русскими судами, увозившими их соплеменников. По пути казаки разоряли улусы и рыбные ловли гиляков.

В общем итоге третий год продолжался грабеж и разорение Приамурья, но нельзя еще было говорить о прочном завоевании страны. Поездки летом вверх и вниз по Амуру, зимою сбор ясака из поставленных на время острожков – к этому, в сущности сводилась деятельность охочих людей Даурской земле. Ясно было, что Хабаров и его вольница могли с успехом совершить опустошительный набег, но без содействия правительства не умели, а может быть и не хотели приступить к устроению