Шрифт:
Закладка:
Охрану виллы усилили. Ави временно перебрался в домик у бассейна и, благодаря связям с МОССАДом, приобрел Иофиилов, ротвейлеров с мертвой хваткой, в будущем единственных друзей Керри. Собаки приехали дрессированными.
– Лесть, – прочитал Керри команду из списка. – Лесть!
И пока ротвейлеры елозили у ног, Керри улыбался своей широкой рекламной улыбкой. Он чувствовал, что собаки полностью оправдывают свою стоимость в сто тысяч долларов, и мысль о том, что деньги заставят плясать под дудку даже саму смерть, приятно согревала.
Вместе с Джорджи они увлеклись вечерним ритуалом, во время которого, согласно режиму дрессировки, бросали во двор ягнячью голень с криком «Вор!» и, глядя, как звери набрасываются на нее и разрывают на части, отслеживали время реакции.
Теперь собаки могли защитить от разгулявшихся религиозных фанатиков, но предложений от большой киноиндустрии не поступало. Прокат «Я люблю тебя, Филип Моррис» обернулся миллионными убытками. Керри охватило чувство полного бессилия. Ему почти пятьдесят, поклонники тоже стареют. Но у него особый талант. Голливуд не сможет провернуть свое привычное дельце по подмене тел и заменить его, как Линдси Лохан на Эмму Стоун, а Ривера Феникса на Леонардо Ди Каприо. Но укрощать, контролировать и наказывать еще как может. Disney и Paramount отложили запланированные проекты; третий, в Sony, тихо свернули. И горячая любовь зрителей по всему миру, «от Ганга до Анд», как говорили агенты, не имела никакого значения. Котировки Керри упали так резко, что менеджеры, Винк Мингус и Эл Спилман II, тут же устроили созвон, чтобы обсудить проблему.
– Нужно обновить имидж Керри, – считал Эл Спилман II.
– Придумаем что-нибудь с пингвинами или белыми медведями, – предложил Винк. – Зрители любят животных. Люди скучают по прошлому, когда жили в джунглях и узнавали свою душу в звуках животных. Вот почему пошел «Эйс Вентура».
– А я думал, им нравился герой, – заметил Керри.
Винк Мингус пробормотал под нос:
– «Эйс Вентура» пошел, потому что Эйс Вентура любил животных. Как и другие люди. Они разглядели в нем свою любовь к животным.
– Нам нужно что-то четырехчастное, – добавил Эл. – И как можно быстрее.
Он вздохнул, подражая отцу-кардиохирургу, Элу Спилману – старшему. Этот вздох означал, что героические усилия сотворят чудо и они выберутся из задницы. Как правило, Керри соглашался, но сейчас Эл с ужасом обнаружил, что его идеи не произвели никакого эффекта.
– Я не сделал ничего плохого, – произнесла звезда в своем внутреннем дворике, пока Иофиил грыз кости ягненка у его ног. – Зачем мне сниматься в каком-то дурацком семейном фильме?
– Второй, можешь объяснить ему? – спросил Винк.
– Сейчас сформулирую, – откликнулся Эл.
– Валяй.
– Такой фильм – извинение перед публикой, после которого ты не закончишь карьеру в Вегасе, – в лоб заявил Эл.
Выступления в клубах Вегаса в начале карьеры изматывали Керри. Он боялся состариться там или умереть. В ночных кошмарах он видел свое лицо, иссушенное пустыней, и теперь этот образ снова ожил: отвисший подбородок, отбеленные зубы, пересаженные волосы. Проституция ради толпы, играющей в бинго.
Он замер в ужасе.
– Я бы прислушался к нему, Джимбо. Ты же не хочешь снова оказаться в Вегасе и выступать перед туристами с автобусных экскурсий? Старушками, сжимающими в руках кошельки с мелочью.
Призраки наседали: оранжевое от спрея-автозагара лицо крупным планом, усталый герой, угодивший со своими хитами в вечную ловушку посетителей казино. Откуда взялся такой четкий образ? Неужели ему уготован такой конец? Он шепотом рассуждал вслух.
– Что ты там бормочешь? – спросил Винк Мингус. – А?
– Как ты думаешь, тебя пригласили бы сниматься прямо сейчас, Джим?
– Если Роберта Дауни – младшего пригласили, значит, и меня пригласят.
– Дауни никогда не трахал парня в задницу в фильме!
– Что плохого в том, чтобы играть гея?
– Это не коммерческий ход. Он вводит людей в заблуждение. Несколько моих приятелей по гольфу уже интересовались тобой.
– Правда? И какие они? Симпатичные?
Связь оборвалась.
– Второй? – позвал Винк. Тишина. – Молодец, Джимбо!
– Не хочу сниматься в семейной дорожной комедии, Винк. Это все равно что пропагандировать войну. Не хочу распыляться, пока…
– Я захожу в подземный паркинг. Не слышу тебя.
Винк Мингус тоже ушел, и Керри остался наедине со своими страхами.
Он вышел из внутреннего дворика, пересек лужайку, поднялся по склону ущелья к молитвенной платформе из кипарисового дерева. Сел в позе полулотоса, с Иофиилами по бокам, закрыл глаза и обратился ко Вселенной:
– Направь меня. Открой мне глаза. Сделай меня своим орудием.
И, как и на многие свои молитвы, он получил ответ.
Спустя две недели, когда небо, наконец, прояснилось после затяжных дождей, к воротам особняка «Колибри» подъехал бледно-голубой универсал «Вольво-240» 1988 года с заниженной подвеской и подгнившим заржавелым кузовом. Джорджи спала, Керри в гостиной смотрел на YouTube ролик о влиянии сыроделия на возвышение Чингисхана. Ави Аялон, услышав лай ротвейлеров, посмотрел в мультивьюер. У ворот стоял человек, который беспрерывно бормотал: «Это небезопасно!» – и требовал впустить его. Керри оторвался от дивана, чтобы посмотреть на фигуру в монитор ночного видения. Засаленные неопрятные волосы, ввалившиеся щеки, злобный взгляд. Похож на заплутавшего наркомана. Но голос! Чарли Кауфман, самый оригинальный сценарист и режиссер! Ему Керри обязан лучшей своей ролью в «Вечном сиянии чистого разума».
– Кауфман? – Керри ахнул. – Впустите его.
Иофиилы зарычали на гостя. Кауфман смотрел исподлобья и нервничал. Он натянул толстовку на лицо, закрываясь от камер видеонаблюдения в холле, и настаивал на том, чтобы говорить на улице. Собаки потрусили за ними во внутренний дворик, где Керри и Кауфман сели на скамейку из тикового дерева под бездонно синим небом. В ночном воздухе разливалась сладость от гниющих на деревьях манго.
– Мобильник при тебе? – спросил Кауфман.
Керри достал телефон из кармана. Кауфман выхватил его из рук и зашвырнул в бассейн, удерживая Керри от вопросов, пока телефон не осядет на дно.
– Да что с тобой, Чарли?!
– Да-да. Их нужно бояться. Это страшные люди.
– Кто?
– Они добрались до моей горничной, Магды. Она снялась пару раз в писсинг-порно, сразу после падения стены, когда еще жила в Берлине. Ну ты знаешь… Присела у Рейхстага, задрала юбку и выпустила бурный золотой душ. Довольно креативненько… Но как бы там ни было, господи, Джимми, она же была ребенком! Она пыталась справиться с этим. Пописала. Оросила оставшиеся квадратные метры истории. Эти люди шантажировали ее прошлым. Они подговорили ее отравить моих домашних бабочек, Яна и Дина! Когда я увидел их, они безвольно покачивались в своей сладкой водичке. Я вытащил их за крылышки, едва касаясь. Я дул на них, Джимми. Я молил, чтобы мое
