— Так нельзя.

Спорить было бесполезно, поэтому я решила сразу пустить в ход тяжелую артиллерию:

— Девочки, а вы не забылись? — ласково спросила у них, хотя изнутри распирало, — извините, что напоминаю, но вы – прислуга. Ваше дело выполнять приказы хозяев и работать. Если для вас это слишком сложно, или возмущает такая вопиющая несправедливость, то милости просим на выход.

— Не тебе это решать.

— Посмотрим. Итак, — я подхватила с подоконника какой-то лист и огрызок карандаша, — составляю списки тех, кто хочет покинуть замок Блэкстоун и попытать счастье в другом месте. Уверена, в вашем захолустье полно теплых местечек, в которых вы найдете себе пристанище. А я пока составлю список недовольных и предоставлю его Райдону, чтобы он всех одним махом уволил. Поехали. Кто первый?

Ожидаемо, никто вперед не вышел. Они краснели, пыхтели, сердито переглядывались, но спорить не решались. Никто не хотел терять насиженное местечко.

— Что желающих нет? Прекрасно, тогда тряпки в зубы и вперед. Нам предстоит отмыть этот хлев.

Ох, и намучаюсь я с ними…

Бросая на меня убийственные взгляды и неистово шушукая между собой, они разобрали тряпки.

— Чур я на второй этаж, — сказала одна из них.

— Нет я.

— Я!

Они явно решили забиться подальше и рассчитывали филонить.

— А я останусь на первом!

— И я.

Еще немного, и я взорвусь.

Пришлось доставать из загашника тон свирепой руководительницы и брать все в свои хрупкие руки.

— Отставить разговоры. Я сама распределю, кто и на каком участке будет работать. Ты, ты и…ты, — я указала на двух самых рослых девок и Магду, — будете заниматься сменой воды. Остальные идут на второй этаж. Все ясно?

— Чего это ты тут раскомандовалась? — возмутилась та.

— Не согласна? Вперед, к хозяину, — я указала направление, в котором она могла отправляться, — остальные за работу. Начнем с мыльного раствора…

Они бухтели, ворчали, кипели, но все-таки подчинились.

Я аж пропотела с ними, если честно.

А еще в какой-то момент, мне показалась что из тени второго этажа за нами кто-то наблюдал. Но присмотревшись, никого не заметила.

Под нескончаемое бухтение и перешептывание мы начали мыть.

Вернее, мыть начала я. Со всем рвением и ответственностью. А остальные были больше заняты возмущением и вяло полусухими тряпками по одному месту и тому же месту. А еще на некоторых падучая напала – то ручка заболела, то ножка, то спину прихватило, то голова закружилась.

То и дело кто-то из нерадивых слуг валился на пол и, обливаясь крокодиловыми слезами, начинал причитать:

— Ой-ой-ой! Как больно! Срочно нужен лекарь.

Следом другая:

— У меня что-то сломалось. Помогите.

Затем третья:

— Все умираю.

И на меня так искоса смотрели, мол разжалоблюсь или нет.

Хрен им, а не жалость!

Я сына своего жалела, которому внезапно досталась мать-не мать.

Себя жалела. Потому что врагу такого не пожелаешь: в одночасье потерять мужа, свой мир, да еще и присматривать за мужниной любовницей, беременной моим же ребенком.

А этих? Этих не жалела!

— Так! Все больные и поломанные шаг вперед, — скомандовала я.

Они напряглись, но вперед не вышли. Только одна из них, та которая все умирала, умирала, да никак помереть не могла, подозрительно спросила:

— Зачем!

— Обряд буду проводить. Целительный.

Я отжала грязную тряпку, расправила ее и, взяв за противоположные концы, пару раз хорошенько подергала.

— Какой?

— Трижды по мягкому месту грязной тряпкой. Не поможет – носом в ведро. Если уж и после этого не полегчает – то все, медицина бессильна. Остается только усыпить, ну или сказать хозяину, чтобы отправил из замка, как некондицию.

Я бы с радостью работала в команде, но местные так явно не любили трудиться и так отчаянно пытались саботировать наш прекрасный субботник, что приходилось брать на себя роль требовательной, злой суки.

Моя бравада по большей части была беспочвенна и базировалась исключительно на природной наглости и вере в то, что хозяин замка желает добра Юляше и на многое ради этого готов.

Служанки видели, что я не боюсь, хотя нахожусь в абсолютном меньшинстве, чувствую себя уверенно и свободно, и терялись. Одно дело травить толпой того, кто слаб и плаксив, и совсем другое, когда тебе смотрят в глаза и показывают зубы.

Пока срабатывало.

Но на ночь, пожалуй, надо спать подальше от них, а то неровен час – придушат. А мне еще со всей этой чертовщиной разбираться и ребенка возвращать.

С горем пополам мы прошлись мыльным раствором по полу. Оказывается, паркет был гораздо ярче и красивее, чем казался на первый взгляд. Под слоем грязи прятались красивые орнаменты и текстуры.

Так же вымыли стены насколько хватало роста, прошлись по тяжелым дверям, сняли старые, скатавшиеся от времени гобелены и ковры.

— Все на помойку! — приказала я.

Увы, их проще было выбросить, чем отмыть. Ворс был настолько густым и свалявшимся, то при всем желании клещей оттуда не выбить и не выстирать. Так что в утиль. Без сожаления.

После мыльного раствора пришлось выслушать очередную порцию возмущения от Магды и ее коллег, которым я приказала таскать чистую воду.

Они только успевали подливать, а остальные, и я в том числе, смывали мыльные разводы и клочья серой пены.

Стало гораздо чище. Даже воздух изменился.

Правда потом протерли еще уксусной водой, вонючей до рези в глазах, но эта вонь была временной и быстро ушла. Особенно когда я окна распахнула, чтобы проветрить. А заодно и стекла помыла.

Стало не только чисто, но и светло.

Кажется, этаж даже преобразился, а всего-то и стоило хорошенько его промыть.

Затем мы переместились на лестницу.

Там снова мытье.

Девицы трудиться долго не привыкли и теперь требовали перерыв на обед и послеобеденный сон.

Вы где-нибудь видели слуг, у которых есть тихий час? Я нет. О чем и сообщила, в очередной раз заработав титул безжалостной стервы.

Ничего, переживу.

Главное чистоту и порядок навести.

Но признаюсь…увлеклась.

Не знаю, как у