На него, ухмыляясь, сверху-вниз смотрел Шева.

- Ты ахренел? – Лёва кивнул на презерватив рядом с собой.

- Просто выкинул.

- Мусорка в двух метрах отсюда.

- Не будь занудой.

Шева так гаденько улыбался, что Лёве захотелось заставить его сожрать этот кусок резинки. Рывком поднявшись, он почти это и сделал, почти бросился на него с кулаками, но остановил сам себя в последний момент. Что это даст?

- Как ты открыл дверь? – устало спросил он.

- Кама дал ключи, - ответил Шева. – Настоящий друг.

- А почему не закрыл?

- В смысле?

Лёва почувствовал, как снова начинает закипать. Дёрнув дверь на себя, он указал на внутреннюю сторону:

- Щеколда! С этой стороны есть щеколда! – он почти орал на Шеву. – Принято закрывать дверь на щеколду, когда трахаешься с кем-то!

- А, - почти издевательски улыбнулся Шева. – Не подумал. Все ж свои.

- Ты издеваешься, да?

- Почему ты так злишься? – хлопая глазами, спросил Шева.

- Ты знаешь, почему.

Шева пожал плечами:

- Ну что, мне теперь не трахаться ни с кем из-за того, что ты гомик?

Лёву разрывало от ярости: «Господи, ну какой тупой!» – думал он, шагая от двери к лестнице, от лестницы к двери, и так много раз, туда-сюда, лишь бы не сорваться окончательно, в слёзы, в крик, в удары – лишь бы не привлечь внимания остальных. Шева молча наблюдал за его метаниями, и уголки его рта приполнимались – чуть-чуть, как у Мона Лизы.

В очередной раз пройдясь взглядом по лицу Шевы, Лёва остановился, пораженный внезапной догадкой.

- Ты специально это сделал, - резко сказал он.

- Сделал что? – невинно спросил Шева.

Сначала Лёва хотел последовательно перечислить все его действия: попросил ключи, не закрыл дверь, кинул под ноги резинку… Но, набрав в грудь воздуха, тут же выдохся: у него не было сил всё это припоминать.

Он просто сказал:

- Сделал мне больно. Зачем?

- Я не хотел.

- Хотел.

- У тебя паранойя.

- Да что ты?

- Да, - и снова тонкие губы скривились в усмешку.

Лёве захотелось их разбить. И, чтобы не сделать этого, он взбежал вверх по лестнице, бросив мимоходом:

- Да пошёл ты.

Лёва и Шева [9-10]

Теперь он натыкался на них постоянно.

Шева приводил её в подвал, Шева сидел с ней допоздна у подъезда, Шева постоянно говорил о своей Кате. И не что-нибудь нормальное говорил, а обязательно глупое и примитивное: «Люблю мять её за сиськи» или «Вчера её родителей не было дома, и мы трахались восемь раз за ночь». Ляпнет что-нибудь в этом роде, а потом выжидательно смотрит на Лёву – как тот отреагирует?

Лёва хмыкал и отворачивался. Иногда едко шутил:

- Восемь раз за ночь – это по три минуты?

- По три часа! – огрызался Шева.

- Если восемь раз по три часа, то получится, что вы трахались двадцать четыре часа, а это не…

- Господи, заткнись! – раздраженно перебивал Шева. – Что ты придираешься?

Грифель, выслушав одну такую перепалку, загоготал:

- Может, Лёва хотел быть на её месте?

Шева скривил губы в ухмылке и многозначительно посмотрел на Лёву: мол, конечно хотел, и я это знаю. Но тот искренне рассмеялся: по мнению Лёвы, место у Кати было отнюдь незавидное.

- На её месте – это где? – уточнил он, отсмеявшись. – На грязном диване, который вы притащили с мусорки? Боже упаси.

- Мы ж не только там, - пробубнил Шева.

- И диван нормальный, - обиженно вставил Грифель, который как раз на нём возлежал.

Как бы то ни было, Катя провела между ними невидимую черту. Разделила их дружбу на «до» и «после». Раньше Лёва думал, что их дружбу разделили чувства, запретное влечение, неправильные мысли, но даже с их появлением они ещё умудрялись оставаться друзьями. Теперь же всё рушилось на глазах: Шева будто бы специально водил её мимо Лёвы, специально раздражал его этой Катей.

Лёва долго терпел, пока Шева не перешёл все границы. Не то чтобы он сделал что-то ужасное, уж точно не переплюнул свою выходку с подвалом и презервативом, но чаша, так сказать, переполнилась.

Он позвал Лёву на «Людей в черном» – второго июля фильм начинали крутить в кинотеатрах. Лёва ждал этого дня, как в детстве ждал подарков на Новый год – с трепетным замиранием в сердце и ещё, конечно, с большой-большой надеждой, что теперь всё будет как раньше. Может, ему ничего и не светит, может, они никогда не будут вместе так, как он хочет, но он был бы счастлив вернуть хотя бы их дружбу.

На подходе к кинотеатру настроение у Лёвы испортилось: Шева пришел не один. Он стоял, прислонившись к массивной колонне старого здания, а рядом с ним – Катя. Шевина рука лежала у неё на плече – не обнимала, а именно лежала, будто он облокотился на девчонку от усталости.

Лёва вдруг понял, что совсем не злится, что ему почему-то даже жалко её. Он как будто на секунду увидел Шеву таким, какой он есть: тощий, поношенный, с трясущимися пальцами. Землистый цвет лица. Мешки под глазами. Запах клея при первом же приближении. Лёва ощутил с Катей почти родственную близость, ему захотелось сказать ей: «Может, ну его нахер и сходим в кино вдвоём?».

У подножия колонны лежал Шевин рюкзак, из него торчала перемотанная белой изолентой рукоятка биты. Подойдя к ребятам, Лёва кивнул на рюкзак:

- Зачем бита?

- Да так, стрелка одна, - отмахнулся Шева.

- Где? Какая?

- Тут рядом. Есть один любитель прогуливаться мимо кинотеатра.

С нагленькой ухмылкой Шева поднял рюкзак с земли и перекинул через плечо. Они с Катей направились к входу, а Лёва от растерянности не сразу и сообразил, что делать. Нагнав их, запоздало проговорил:

- Кама же запретил его трогать.

- А какое нам дело до Камы?

- Он ваш… начальник, капитан и всё такое.

Шева усмехнулся:

- Это у тебя там… начальники, капитаны и всё такое. А мы чё хотим, то и делаем.

У Лёвы скулы свело от злости, но он не стал ничего отвечать. Подумал: пусть Власовский сам себя спасает. Нарывается же он сам.

В тёмном зале кинотеатра