динамику "дающий/принимающий" глава 4 , являются как человеческими дарителями, так и человеческими существами. Следовательно, ее человечность может считаться обязанной другим людям, а ее ценность - зависеть от того, что она дает им моральные блага: жизнь, любовь, удовольствие, воспитание, пропитание и комфорт, например. Это помогает объяснить, почему ее часто понимают совершенно правильно, как обладающую собственным разумом, но наказывают жестокими и бесчеловечными способами, когда этот разум оказывается направленным не на те вещи, не на те способы, не на тех людей - включая ее саму и других женщин.

Большая часть оставшейся части книги посвящена незамеченным (на мой взгляд) сопутствующим предубеждениям, ресурсам, методам и механизмам самомаскировки женоненавистничества. Я считаю, что они отражаются в форме доминирующих культурных продуктов - моральных нарративов, социальных сценариев, произведений искусства и моделей групповой активности - и подвержены влиянию динамики "дающий/принимающий", действующей на заднем плане.

В главе 6 рассматриваются оправдательные нарративы, бенефициарами которых, как правило, становятся мужчины, находящиеся в гиперпривилегированном положении. Я также обсуждаю поток сочувствия от женщин-жертв к их мужчинам-виктимизаторам, который я называю "сочувствием к нему". И, в качестве контраста с широко обсуждаемыми убийствами в Исла-Висте, я рассматриваю гораздо менее известный случай серийного насильника из Оклахомы, который охотился на чернокожих женщин. Он делал ставку на то, что его жертвы не заявят на него, а если и заявят, то не смогут привлечь его к ответственности - ведь он был офицером полиции. В итоге его ставка не оправдалась, но это был хитрый ход, если рассматривать его исключительно с точки зрения возможности выйти сухим из воды. И это показательно в отношении мизогинуара - меткого термина Мойи Бейли (2014), обозначающего характерное пересечение женоненавистничества и античерного расизма в Америке.

В главе 7 я обращаюсь к другому предсказуемому результату социального положения привилегированных женщин как моральных "дарителей": враждебности и подозрительности, проявляемой к жертвам женоненавистничества и мужской агрессии, когда она исходит от ее не менее привилегированных коллег-мужчин. В то время как если она исходит от мужчин, угрожающих превосходству белой расы, то есть от локально доминирующих небелых агентов, преобладают противоположные симпатии. Это объясняется тем, что такие нарративы предполагают, что субъект будет играть роль жертвы и, следовательно, окажется в центре морального внимания как объект заботы, беспокойства, сочувствия и внимания. Но это противопоказано мизогинистическими механизмами и модулируется расистскими, которые поддерживают норму, согласно которой женщины, особенно цветные, должны дарить такое внимание другим, а не просить о нем.

Наконец, в главе 8 я применяю свою теорию для объяснения проигрыша Хиллари Клинтон на президентских выборах 2016 года. Этот случай иллюстрирует то, как женоненавистничество часто нацеливается на женщин, которые вторгаются на историческую территорию мужчины и угрожают что-то у него отнять, нацеливаясь на нее в качестве морального "дарителя". Это может включать в себя превращение коллективной проблемы, частью которой она является, в ее проблему, в частности; и, помимо перехода на личности, происходит переописание ее намерений или поведения, чтобы принять перспективу того, кто является ее соперником во всем и кто заслуживает всех трофеев, которые находятся в ограниченном количестве. Так обладание превращается в жадность, стремление - в хватание, победа - в кражу, а упущения - в стирание.

Подобные концептуальные трансформации встречаются довольно часто. Но они могут быть не очень хорошими умозаключениями; более того, на первый взгляд, они являются non sequiturs. Упущения могут быть небрежными и оскорбительными. Или же они могут быть вызваны морально и эпистемически здоровым смирением, подразумевающим признание того, что человек является лишь одним из членов сообщества моральных агентов или исследователей. И даже если это сообщество не отличается разнообразием, как это, к сожалению, часто бывает в философии, есть пределы того, что можно исправить в одиночку. Но все равно есть ценность в том, что человек может внести.

В связи с этим позвольте мне объяснить некоторые из важных тем, которые в этой книге не рассматриваются или рассматриваются только в определенных пределах, и объяснить, чем это обусловлено.

Регрессы

Пожалуй, самым большим упущением (хотя их немало) в этой книге является обсуждение трансмизогинии. Это очень важный и актуальный вопрос, учитывая, что трансженщины - в частности, цветные трансженщины - сегодня являются крайне уязвимой группой населения в Соединенных Штатах и многих других частях мира. Приветствуемое увеличение видимости, к сожалению, но слишком предсказуемо, привело к обратной реакции. И транс-мужчины также очень уязвимы.15 Учитывая распространенность трансфобного и трансмизогинистического насилия, преследований, индивидуальных и структурных форм дискриминации, я сожалею, что не могу говорить о его природе. При этом мне казалось очевидным, что я не обладаю необходимыми полномочиями для этого. Недавние споры в философии на момент написания этой книги (май 2017 года) подчеркнули необходимость живого опыта для высказывания по этим вопросам.16 Для читателей, желающих узнать больше о транс-феминизме, в моей библиографии приведены некоторые из работ, которые я нашла наиболее полезными и освещающими эту тему: работы Талии Мэй Беттчер ( 2007 ; 2012 ; 2013 ; 2014 ), Рэйчел В. Маккиннон ( 2014 ; 2015 ; 2017 ), Эми Коямы ( 2003 ; 2006 ), а также Джулии Серано ([2007], 2016).

Я также попыталась сформулировать то, что я говорю о мизогинуаре (как указано выше), с еще большей эпистемической осторожностью и смирением, чем обычно. У меня есть моральные сомнения по поводу того, что я, как белая женщина, пишу так, что графически позиционирую тела чернокожих женщин как объекты деградации и насилия; это может иметь проблематично прокуррентное качество, которое добавляет оскорбление к травме исторического и продолжающегося безразличия и эксплуатации с нашей стороны. Но я уделяю некоторое время делу Дэниела Хольцклоу, чтобы пролить свет на то, как авторитетный человек охотился на черных женщин, которые были очень уязвимы, будучи бедными, юридически скомпрометированными (например, имея непогашенные ордера на арест), будучи секс-работниками или имея наркотическую зависимость. Меня не могло не поразить то, как белые женщины в жюри плакали от сочувствия к преступнику, несмотря на то, что осудили его за вопиющие сексуальные преступления против чернокожих женщин. И белые женщины в основных феминистских СМИ также в основном молчали. Все вместе это иллюстрирует одну из форм женоненавистничества - соучастие и игнорирование, в котором слишком часто повинны белые женщины. Я отношу себя к числу тех, кто может и должен стать лучше.

Это лишь некоторые из решений, принимая которые, я пришел к выводу, что не существует морально безупречного способа действовать. Как отмечает Линда Мартин Алкофф (1991-92), даже "подвинуться" - это то, что делается с позиции привилегии. И все же, продолжает она, иногда