Шрифт:
Закладка:
Нет, все-таки так лучше, стократ. Так Эмиль хоть походил на живого человека, а не на мертвеца, которого забыли закопать, и он так и бродит неупокоенным среди людей. В последнее время он все сильнее становился именно таким. Как и всегда, когда мы возвращались в Россию и он снова брался за свои поиски. Но в этот раз как-то острее.
Эрик надеялся, что со временем его друга отпустит эта навязчивая мысль, одержимость той девчонкой. В конце концов, Эмиль и Эрик были друзьями слишком долго, и Эмиль Брух мог выбрать себе любую, ни одна бы не отказала, и забыться мог с любой.
Но в его списке оставалось все меньше фамилий, все больше кандидаток оказывались не теми, а сам Эмиль мрачнел день ото дня, будто та девчонка на самом деле оказалась какой-то сиреной, приворожившей шведа этим танцем и высасывающей из него душу на расстоянии.
Это пари и затевалось только для развлечения, ни для чего больше. Если бы Эрик натурально просто хотел эту конкретную малышку — он бы Эмилю её даже не показывал. А тут девчонка попалась сочная, интересная, непростая, было бы хорошо, если бы Эмиля она смогла развлечь. Может, тогда он сможет уже принять как факт — если не судьба ему найти ту свою Лисицу, то и черт бы с ней. Свет клином не сошелся.
— Ну, что скажешь? — Эмиль усаживается на ступеньку, покручивая в пальцах зажигалку. — Успел что-то понять о нашей цели?
— Тебе нужны мой подсказки, друг? — язвительно хмыкает Змей, опираясь локтем на перила. — Все-таки хочешь сдаться?
— Что-то принципиальное, — Эмиль ухмыляется, в своей выразительной манере одной только игрой бровей договаривая, куда Эрику стоит запихнуть все свои подсказки. В плане обольщения женщин методы друзей разнились в корне.
— Ну, она замужем, — неторопливо пожимает плечами Эрик, — кольцо на правой руке я успел заметить.
Возможно, для кого-то иного это был бы повод отказаться от пари, проявить чудеса моральных принципов. Но Эмиль, как и Эрик, подобной гадостью особо обременен не был. Не говоря уже об его жестком убеждении, что если у его огненной лисички — той самой, что он еще не нашел, но она уже была его, по непоколебимому убеждению Эмиля — вдруг найдется муж, любовник, жених, или любой другой мужчина, занимающий место в её постели — то он и подвинется?
И подвинется, и из жизни девушки вылетит, как пробка от шампанского.
Так же дела обстояли и с новой целью Эрика. Ему было плевать на обнаруженную на пальце девушки обручалку. Её мужу придется потерпеть. Все, что Эрик мог ему предложить, — пару мастер-классов на тему, как эффективнее ублажать его женушку. Но пока сам Змей с ней не наиграется, этот лузер обойдется и собственной рукой. Да хоть обеими — сам тупица, раз выпустил женщину с такой шикарной попкой из дома.
— Ах, да, девчонка — моя фанатка, — добавляет Эрик, пихая Эмиля кулаком в плечо, — она знает меня в лицо, знает мое прозвище, знает мой язык. Сдавайся, друг, я все равно её выиграю…
— А еще она знает о нашем с тобой споре, баран, — язвительным эхом откликается Эмиль, — и, судя по всему обиделась. Я же тебе говорил — ори потише. Смотри, какая умница нам попалась. С любовью к языкам.
— Надеюсь, её язык окажется таким же любвеобильным, — с ухмылкой откликается Эрик, а потом косится на друга, — ты ведь не предлагаешь мне отменить наш с тобой спор, раз девчонка в курсе?
— Не-е-ет, — швед неторопливо покачивает головой, — так даже интереснее. И потом — я с ней еще даже не познакомился.
В глазах Эмиля горят предвкушающие огоньки…
Утро.
Мерзопакостное, серое, промозглое. Отвратительное, как мое настроение.
Работа.
Нужно идти на работу. Делать хорошую мину, и хотя бы не швыряться в Назарова всеми вещами, что мне попадаются под руку. Жаль. На моем рабочем столе есть такой крутой дырокол!
Зубы я чищу с таким остервенением, будто пытаюсь через рот вычистить всю пакость, происходящую в моей голове.
У нас столько всего было! Мы через столько вместе прошли. Я думала…
А, к черту. Не буду я думать, что я о нас думала.
Нас нет.
Денис Викторович изволили нас угробить.
И бла-бла-бла, в любом конфликте виноваты оба, но не было у нас такого конфликта, после которого было бы нормой пойти и с кем-нибудь просто потрахаться.
Когда я выхожу из ванной, до кухни дойти не успеваю — что-то стукает в оконное стекло со стороны балкона в спальне. Что там? Птица в стекло врезалась?
Мандарин, перепутав себя со сторожевой собакой истошно вопит у балконной двери, мне мерещится какое-то мельтешение, но пока я вожусь с раздергиванием тяжелых штор — птица ли, гаргулья ли — кто бы это ни был успевают с балкона свалить.
Я выхожу наружу, в промозглое утреннее лето, зябко кутаясь поглубже в свою длинную полосатую пижаму. Что это все-таки было? И что за запах? Выпечка? На третьем этаже? Не припоминаю в такой близости от Алинкиного дома никакой пекарни.
Алинка ремонтировала свой балкон так, чтобы теплым летом на нем можно было встречать рассвет и провожать закат. Тут милые кованные перильца, плитка под моими босыми ногами напоминает о том, что мои любимые меховые тапочки остались в «семейной» квартире, и столик есть в углу, со стульчиком. Чтоб почитать, или в ноут потупить. Только сейчас на столике…
Откуда? Аист принес?
Я недоверчиво шагаю ближе к столику. Белая чашка с брутальным черепом дымится и соблазняет меня свежим кофе — то ли с молоком, то ли со сливками, а на белом блюдечке рядом лежат три аккуратных розочки из сдобного теста, на весь балкон источающих запах корицы. Я трогаю пальчиком осторожно — теплые. Еще теплые? Серьезно?
Под чашкой лежит аккуратная визиточка. Точнее — просто кусок белого картона, и на ней красиво и от руки выведено «Emil» и десять цифр под ним.
Так странно знать , что я ни за что не признаюсь ему, откуда именно я знаю и его, и Змея. Ну, как вы себе это представляете?
Эй, привет, помнишь меня, мы в Берлине чуть прямо на танцполе тройничок не устроили? Да-да, та самая, что крутила задом и перед тобой, и перед тем итальяшкой.
Уф-ф, не! Алинка бы так сказала. Она еще бы и расхохоталась в довесок, и локтем собеседника пихнула, мол, у нас есть общее прошлое, давай скрепим его еще и общей попойкой. Алинке было не сложно махнуть автостопом в другой город, и пусть папа по возвращении полдня гоняет непутевую едва-едва справившую совершеннолетие доченьку ремнем по двору. И со мной на соревнования она ездила всегда. Всегда! Без исключения. До самого последнего моего конкурса, за три недели до моей свадьбы. Того, из-за которого и свадьбу-то чуть не отменили. Только в последний момент Дэн у меня вымолил прощения за тот скандал, когда разнес мою комнату в хлам, за размитый попутно привезенный мной с этого соревнования хрустальный кубок.
