Шрифт:
Закладка:
— Чуть не подловил, ишь! Хорошо баба твоя глазастая, а то так и влепил бы в заднюю проекцию. Ты следи, шпак, у него башня неповоротная, он корпусом наводится, так что перед выстрелом встанет. Тогда нам надо будет поперёк линии прицеливания драпать, ему придётся пушку бросать и опять за рычаги. Мы так не первый год играем. Эх, жаль я мимо тебя к пушке не пролезу… Эй, баба, ты из пушки пострелять никогда не хотела?
— Вот ещё! — фыркнула Аннушка.
— Жаль…
Вопреки предсказанию Семёныча, приближающийся танк не стал тормозить, а шарахнул прямо с хода. Машину качнуло на разбитой дороге, стабилизирован ствол, видимо, плохо, так что ударило с недолётом, но калибр такой, что землёй и осколками врезало в борт, аж качнуло.
— Да чёрт тебя дери! — завопила Аннушка. — Зацепил, падла! Где там ваша пушка?
Она нырнула вниз, а наш танк взревел дизелем, меняя позицию.
— Как он сумел? — ругается мехвод. — Неужто дистанционный спуск наладил? Или кого-то в экипаж нашёл?
— Сильно? — спросил я подругу.
— А, ерунда, осколок вскользь. Но в гробу я видала такие игрушки!
— Держись, сейчас я ему! — я припал к пулемёту и начал методично, короткими очередями обрабатывать атакующий танк. Броню мне не пробить, но есть и другие варианты.
Теперь оба танка маневрируют, как бешеные, плюясь струями чёрного дыма и фонтанами земли из-под гусениц. Мы катаемся, они катаются и стреляют.
— Точно нашёл пушкаря где-то, — ругается Семёныч. — Кто-то же ему заряжает!
Аннушка пыталась зарядить нашу пушку, но тут нет механического податчика, а вручную ей снаряд не потянуть, тяжёл. Остаётся только ругаться. Я же не теряю надежды, и в какой-то момент мне везёт — очередная очередь удачно выбивает искры из брони. К этому моменту открытые дополнительные баки превратились в решето, солярка течёт на моторные решётки, так что полыхнуло как надо.
— Иваныч! — воскликнул наш танкист. — Да твою железку! Как так-то?
Загоревшийся танк сбросил ход, остановился, открылся передний люк, оттуда показалась голова в шлеме.
— Не стреляй, шпак! — заорал Семёныч. — Пусть вылезет!
Но в этот момент сдетонировал боекомплект.
Башня в том танке не поворотная, метнуть её, как делают при взрыве бэка наши, не осилил, так что просто раскрылся изнутри, вывернув верхнюю, более тонкую броню, лепестками наружу. Шарахнуло так, что аж нас подбросило.
— Эх, Иваныч-Иваныч, — тоскливо сказал старик, когда пыль осела. — На кого ж ты меня оставил, старый хрен? С кем же я теперь играть-то буду?
Глава 22
Автомобильное кладбище
Следующий срез выглядит многообещающе — зайдя в ворота старого танкового ангара, мы вышли из бокса в подземном паркинге. Сумрачно, пыльно, тихо, лампы не горят, свет только от въезда. Не похоже, что тут кто-то есть.
— Где все машины? — недовольно спросила Аннушка. — Меня запарило ногами топать. А ту рыжую суку я ещё повстречаю и за своего «Чёрта» с неё спрошу, не сомневайся.
Парковка, как назло, совершенно пуста, никакого транспорта.
— Раз здесь есть паркинги, то должны быть и машины, — утешил я. — Не просто же так их строили. Пойдём, выберемся на свет, оглядимся.
Снаружи, как и следовало ожидать, город. Современный, совершенно обычный, многоэтажки, широкие улицы, стекло и бетон. Если бы не полная пустота и аура заброшенности, можно было бы спутать с кучей городов нашего мира.
— Я бы не отказалась пожрать, — решительно сказала Аннушка. — Ты видишь что-нибудь похожее на место, где аборигены хранили продукты?
— Нет. Пока ничего перспективного. Ты лучше скажи, как твоя рана?
— Рана? Какая рана? Ах, рана… Чушь, царапина.
— Дай посмотрю. Сними куртку.
— Отстань.
— Сними, тебе что, трудно?
— Ты только и думаешь, как бы меня раздеть!
— Это плохо?
— Да нет, думай сколько влезет. Ладно, сейчас присядем где-нибудь… О, вон стул.
На парковочном месте возле дверей одного из офисных зданий стоит офисный же стул. Самый обычный, на колёсиках.
— Директорский, надо же, — отметил я.
— Почему?
— Видишь, где стоит? Самое близкая к входу ячейка. Вип. Босс-онли.
— Думаешь, директор на нём приехал и запарковался? — смеётся Аннушка, усаживаясь.
— Почему нет? Может, его от дома до офиса три длинноногие секретарши бегом толкают.
— Тогда понятно, почему машин нет, — девушка, морщась снимает куртку. — Но непонятно, где остальные кресла. Один он, что ли, на работу приехал?
— Может, у остальных выходной был? — предположил я. — А начальник подавал пример трудовой самоотверженности. Ну, или у него дома жена сварливая, дети крикливые и тёща вредная, а тут три секретарши и кабинет со звукоизоляцией и кожаным диваном.
— На кожаном у секретарш жопы прилипнут, — засомневалась Аннушка.
— Начальники не боятся трудностей, — отмахнулся я, разглядывая руку. — Особенно чужих.
— Что там? — покосилась она.
— Да вообще ничего. Зажило уже. Просто ещё один шрам. Как это может быть? Часа не прошло, вон, на куртке ещё кровь не свернулась.
— Где? Покажь? — девушка закрутила в руках кожанку. — Чёрт, и правда, дырка теперь. Как ты думаешь, можно зашить? Люблю эту куртку.
— Не силён в домоводстве, извини. Какую-нибудь заплату приклепать? Сделать вид, что так и было.
— Вариант, — кивнула она. — А рука… Знаешь, я, после того как хапанула чистого сенсуса, странно себя ощущаю. Словно изменилось во мне что-то. Или вот-вот изменится. Или меняется прямо сейчас.
— Глазки выпадут и зубки вырастут?
— Тьфу на тебя! Нет, вряд ли. Всё-таки из ловушки мы выскочили, потеряв не себя, а всего два акка.
— Твой тоже?
— Ага, пустой, как мой желудок. Жрать хочу! Поехали искать жратву и выход. Но жратву раньше.
— Поехали? На чём?
— Как это? На кресле, конечно! — Аннушка оттолкнулась ботинком от бордюра и покатилась по парковке. — Давай, толкай, что смотришь! Чем я не директор?
Впервые вижу её так беззаботно дурачащейся. Похоже, она действительно меняется.
— Вперёд, мой верный секретарь! Быстрее, бегом!
Я бегу, Аннушка хохочет, колёсики рокочут по асфальту. Остановились на вершине эстакады.
— Хочешь съехать вниз?
