Волк снова открыл пасть.

— Ну на́ тебе еще. Только смотри, я на всех принес. Зови длинноухую.

— Длинноухая — это кто?

— Мать-волчица. Она после вожака первая кормится. Так от века повелось. Ты погоди, вот у них волчата пойдут — у меня дел прибавится…

— Какие ж тут дела? — спросила Кирья, глядя, как волки один за другим подходят к мальчику.

Несмотря на явное нетерпение, они строго блюли порядок старшинства.

«Надо же, как у людей за столом — сперва батюшка, потом остальные», — подумалось ей.

— Ясное дело какие. Стая их уму-разуму научит — охотиться, прятаться, по лесу ходить бесшумно, на луну выть — всему, чему положено. А обучить их повиноваться людской воле да манок мой слушать — тут уж мне надо потрудиться. Им же от века это не предписано — стало быть, приучать их надо со щенков. Я ведь тут полстаи на руках носил!

— Волчат?

Мазайка нежно улыбнулся.

— Ты бы их видела, до чего славные! Они пока маленькие — ласковые, ко всем бегут, а чем старше, тем недоверчивее. Зато уже если привязались к тебе в детстве, так на всю жизнь.

Кирья смотрела на друга с восхищением. Страх ее отступил. Конечно, все знают, что Дядьки — лесная родня. Что стая живет рядом с ингри со времен прадедов. И все же, все же! Какая нужна отвага, чтобы водиться с Ночными Гостями, какая воля, чтобы они приходили на зов и слушались. Они ведь умные и гордые звери, страшные в бою и на охоте. Но они делают то, что скажет им волчий пастырь.

— Как так вышло, что Дядьки твою родню слушаются? — спросила Кирья.

— Меня с детства учили. И дед мой Вергиз так делал, и мне так завещано. Волки, они же не псы — их сколько ни корми, они имеют свою волю. Так что надо их приучить, что над их волей моя всегда главнее.

— А с чего началось-то?

— С холодной весны, — ответил мальчик. — Дед рассказывал: как-то один из наших пращуров, чуть ли не сам Хирва, пошел в лес силки проверять. А в том году все никак не теплело, долго снег лежал. Вот он ходил-ходил да и наткнулся на волчье логово. А в нем — волчица и волчата. Большие, головастые, лежат тихо, как невидимки. Пращур их тронул — а они мертвые, только те, кто в середке лежал, еще живы…

— Погоди, а как же волчица?

— Волчица отдала их…

— Да быть того не может!

— Может, — ответил Мазайка. — Ты и не представишь, до чего они умны.

Пращур забрал волчат, отогрел и вырастил… Так и повелось: как весна запаздывает, так люди моего рода забирают волчат в избу. Иначе у Дядек весь помет вымерзнет. Видать, раньше-то в наших краях потеплее было…

— Что ж они не ушли в теплые края? — подумала вслух Кирья.

— Может, другие стаи и ушли. Или погибли. А эти остались, потому что ингри не дают им помереть. Как холода не уходят, так Дядьки сами нам волчат тащат…

Кирья покачала головой. Звучало все это как сказки. Но вот они, Дядьки, — глядят на нее, как будто нарочно взгляд ловят. Один из переярков, разглядывавший гостью и так и этак, в конце концов подтолкнул к ней носом старую кость, и Кирья явственно ощутила исходящий от него вопрос.

«Что он хочет от меня? Угощает, что ли?»

Молодой волк посмотрел чуть ли не лукаво, склонил голову набок, и сразу стало ясно — играть!

— Понемногу приучали волчат к манку. А потом, как подрастали, в лес их выпускали, — продолжал свой рассказ Мазайка. — И тут уже другое дело — от селения их отвадить. Шутка ли — прямо за околицей ночами бродят такие страшилища! Их ведь долго нечистью считали, сродни древним зверям из Лесной Избы, — да я думаю, в этом много правды…

Черные волки один за другим подходили к Мазайке, и для каждого из них у него находилось угощение и почесывание за ухом. У Кирьи уже руки так и тянулись прикоснуться к густой волчьей шерсти. В лунном свете казалось, что она легкая и нежная, словно пух. Но она не осмеливалась. Кто ж не знает, как волки добычу режут? А этакий хищник, пожалуй, одним движением руку отхватит!

— Но Дядьки — понятливые. Больше они в деревню не ходили, а только сюда, на гору, — закончил Мазайка. — А уж потом стая разрослась, тут-то и выяснилось, что они и в охоте помогают, и от других лютых зверей селение берегут. Да не только от зверей. Видеть-то их никто не видел, но наслышаны все. Какой злодей к нам полезет, зная, что тут Ночные Гости покой стерегут?

Наконец, прихрамывая на заднюю лапу, к Мазайке подошел самый старый волк. Внук Вергиза скормил ему остатки угощения. Зверь ткнулся ему носом в ладонь, выказывая благодарность и спрашивая, нет ли еще немножко еды.

— Мало ему осталось, — вздохнул Мазайка, глядя на тощие и облезлые бока старого волка. — Когда дед меня первый раз привел, клыкач ох как силен был! А потом беда приключилась — деревом ему лапу придавило. Мы с дедом лапу ему выправили, но не до конца — вишь, ковыляет? С той поры он не охотится, за молодняком следит… Он ведь и нынешнего вожака научил меня слушаться. Он хорошо помнит и деда, и голос манка. Порой боюсь: вот придет новый молодой и дерзкий да и откажется меня слушаться. Даже и не знаю, что делать буду…

Вдруг Дядьки подняли головы и все, как один, повернулись в сторону оврага. Кирья увидела, как приподнялась верхняя губа у вожака, обнажая ярко белеющие в лунном свете клыки.

Мазайка, прищурившись, поглядел в сторону оврага и с досадой воскликнул:

— Да зачем же они сюда-то заявились? С огнем еще!

Теперь и девочка заметила — среди деревьев вдалеке двигались огоньки.

— Сюда же нельзя… — Мазайка быстро поднес к губам манок и издал короткую трель.

Дядек как ветром сдуло. Миг — и на пригорке никого.

Огни приближались. Стали слышны голоса.

— Сколько там народу!.. — пробормотал с тревогой Мазайка. — Нехорошее дело…

Наверх, на холм, однако, старшие не пошли, почтительно остановились внизу.

— Кирья! — раздался издалека зычный голос.

— Батюшка? — пробормотала она с удивлением.

— А ну иди сюда! Тут до тебя дело есть!

Среди людей, толпившихся близ холма, обнаружилось чуть ли не половину родичей. И не только родичей. При