И я действительно падаю.

Удовольствию не требуется много времени, чтобы накрыть меня с головой.

Низ моего живота сжимается. Моя спина отталкивается от кровати только для того, чтобы веревки потянули меня вниз.

Мои ногти впиваются в ладони с такой силой, что я уверена, у меня пойдет кровь.

Я кончаю со всхлипом, моя грудь вздымается так, словно у меня вот-вот случится сердечный приступ.

Я даже не замечаю, когда он убирает руку с моего рта.

– Вот и все, – бормочет он возле уголка моих губ. – Сломайся для меня, сладкая.

Я ломаюсь.

Я просто делаю это.

Слезы текут по моим щекам, а мое сердце болит так сильно, что я не могу ни дышать, ни говорить.

Эйден наклоняется и, как в тот первый день в старшей школе, проводит языком по моей щеке, слизывая слезы.

Он с наслаждением пробует их на вкус, прежде чем облизать мою нижнюю губу и впиться в нее зубами.

– Хорошая девочка.

Глава восьмая

Эйден

Я сбиваю белую королеву черным королем.

Хм…

Приятно сбивать королев.

Я поднимаю ее, позволяю гордо постоять посередине доски какое-то время, а затем снова сбиваю.

Это уже не так приятно, как в первый раз.

Вот как чувствуют себя наркоманы. Воссоздать первый кайф почти невозможно, но они все равно продолжают гоняться за ним.

Мне следовало знать, что лучше не гнаться за воображаемым кайфом.

В гостиной загорается свет, и я моргаю.

Джонатан останавливается у входа. На нем черные брюки и рубашка на пуговицах. В руке кружка с кофе. Он, наверное, будет работать всю ночь. Я удивлен, что он не остался в офисе своей компании.

Его глаза прищуриваются, когда он смотрит на меня.

Ему не нравится, когда я сижу в темноте. Обычно я избегаю будить его сигнальными красными лампами, но…

Сегодня мне на это плевать.

Я только что оставил Эльзу в постели после того, как довел до оргазма.

Развязал ей руки и ушел, так и не вытрахав остатки здравого смысла.

Не потому, что я хотел остановиться. Черт возьми, нет. Потому что я знал, что выведу ее из себя еще больше, чем уже смог.

Я бы толкнул ее на путь, откуда нет возврата.

Она была прямо там, связанная и распростертая передо мной. Она смотрела на меня со слезами, гневом и страхом в глазах, и мне потребовалось все мое самообладание, чтобы уйти.

Потому что в тот момент я хотел заставить ее плакать еще сильнее.

Сделать еще больнее.

Сломать еще сильнее.

Я говорю себе, что на самом деле не хочу причинять ей боль. Что в глубине души Эльза особенная.

Но чем сильнее она въедается мне в душу, тем настойчивее я становлюсь в своем стремлении погубить ее.

С тех пор как я покинул ее комнату, я «выпускал пар» – это слова Джонатана, а не мои, – тренируясь и играя в шахматы. Мне пришлось сдержаться, чтобы не забраться обратно в ее комнату и не показать ей истинную черноту внутри меня.

Она думает, что знает.

Она думает, что имеет представление о том, кто я такой.

Правда в том, что она такая чертовски невежественная, что я бы пожалел ее, если бы знал, как жалеть людей.

Эльза Стил не увидит меня по-настоящему, пока правда не ударит ее в лицо.

– Хочешь поиграть? – Джонатан указывает на доску.

Сейчас четыре часа утра.

Джонатан пытается списать свой недосып на то, что он трудоголик.

Подняв плечо, я переставляю доску так, чтобы кусочки черного стекла оказались передо мной. Джонатан всегда играет белыми, потому что он помешан на контроле и любит делать первый ход.

Он выдвигает свою первую пешку вперед.

– Почему ты не спишь?

– Думал об Алисии, – говорю я с притворной заботой.

– Прекрати, Эйден. – Он щиплет себя за переносицу.

– Что прекратить?

– Ты не думал об Алисии.

– Я пытался вспомнить, как выглядела Алисия. Она становится размытым пятном.

– Это потому, что она мертва уже десять лет. – Он выдвигает вперед еще одну пешку.

Он живет верой в то, что король не может править, не пожертвовав несколькими пешками – или всеми.

Я внимательно наблюдаю за ним. Он говорит о своей умершей жене, но не проявляет никаких эмоций.

Не то чтобы он часто это делал.

Я не помню, когда в последний раз видел, как Джонатан улыбается. Ухмылки во время шоу ради бизнеса не в счет.

Он не проявляет эмоций. Даже когда говорит об Алисии.

Как будто она доставляет неудобства.

Будто она ничто.

Но стал бы он затевать все это, если бы ему действительно было все равно?

Я склоняю голову набок.

Идея пойти против Джонатана волновала меня раньше.

Теперь это досадная помеха.

Теперь это опасность.

– Где ты был сегодня вечером? – спрашивает он низким тенором.

Я толкаю своего коня вперед.

– Гулял.

– С Эльзой?

Мой левый глаз дергается при звуке ее имени, слетающего с его губ, но я быстро беру себя в руки.

– Не совсем.

– Мне все равно, что ты с ней делаешь, пока ты помнишь, ради чего все это.

– Да, сэр, – говорю я скучающе.

– Сильвер упоминала, что ты становишься слишком милым.

– Куинс упоминает много дерьма. – Я смотрю на него глазами, настолько похожими на его, что это немного пугает. – Ты хочешь, чтобы я напомнил тебе, что твоя небольшая беседа с ней на днях, когда Эльза была в пределах слышимости, разрушает мой план?

Он сбивает моего коня с ног и приподнимает бровь.

– Ты имеешь в виду наш план?

– Это разрушает все планы. Она больше не будет мне доверять.

– Если кто-то и может убедить ее в обратном, то это ты. – Он держит фигуру королевы между указательным и средним пальцами. – Ты сделал это в первый раз, не так ли?

– Эльза – не простая пешка.

– Пешка есть пешка. – Используя королеву, он сбивает моего слона с ног и угрожает как моей ладье, так и королю. – Если ты не можешь с этим справиться, это сделаю я.

Внешне я опираюсь на свою ладонь, выглядя скучающим. Внутри же из ниоткуда вспыхивает огонь.

Требуется вся моя выдержка, чтобы не позволить пламени подняться на поверхность и разрушить все к чертовой матери.

Джонатан не сталкивал Эльзу в бассейн. Я знаю это, потому что он не хочет ее смерти.

Пока нет.

Согласно камере наблюдения на автостоянке, Куинс уехала, не вернувшись в школу, так что она тоже отметается.

Не то чтобы она могла