Шрифт:
Закладка:
Хотя мой брат — здоровенный лось! Кто знает, как его организм отреагирует на мексиканскую дурь. Может, уже и переварил, бывает всякое.
Тогда что?
Тогда мне пиздец…
Снежана, ослица, в полицию после похода в клуб не побежала. Подействовали мои манипуляции. Однако Барсег вполне способен это сделать, учитывая, как он пылает чувствами к этой девке. Его даже не остановит тот факт, что я его кровная родня.
И липовое тату мне уже не поможет!
Эта разводка в свое время сыграла роль, конечно. Но тату временное, это можно определить на раз-два. И если до семьи это не дошло тогда, сейчас, имея на руках ту запись, меня расколют как не хер делать.
А у меня с полицией и без этого отношения не ахти…
К тому же на волне того, что Барсег так оплошал с невестой и опозорил семью, я у отца в любимчиках, когда б такое было. Он даже согласился профинансировать мой будущий проект, а мне сейчас очень нужны деньги.
Отец, естественно, не в курсе моей финансовой ситуации, думает, у меня все на мази… Оно и было так, но я недавно немного неудачно вложился, точнее скатался в «Азов-Сити». Не хер, не хер идти олл-ин на пьяную голову! Чертов покер.
И что, теперь все планы в задницу? Из-за одной маленькой дряни…
Криво паркуюсь возле дома брата, мысленно хвалю себя за то, что не пустил все на самотек и спер из его квартиры дубликат ключей, когда уходил. Захожу в подъезд, поднимаюсь на нужный этаж и беспрепятственно открываю дверь в квартиру.
В прихожей темно, хоть глаз выколи.
Помню, что сам задергивал шторы по всей квартире Барсега перед уходом. Чтоб тому спалось-кайфовалось дольше.
Вдруг слышу шаги. Тяжелые и какие-то неуверенные.
В дверном проеме прихожей появляется фигура брата.
Ну все, пиздец мне.
Не успел.
Проснулся, гад… Уже проверял телефон, нет?
— Барсег, я… — заговариваю и резко замолкаю.
Слышу, как он хрипит. Сипит, хрипит, машет рукой и вдруг падает вперед — прямо на кафельный пол прихожей.
Включаю свет, переворачиваю Барсега на спину, вглядываюсь в его лицо и охуеваю.
У него разбарабанило губы, горло тоже. Вся физиономия в красных пятнах.
По ходу дела, он задыхается, именно поэтому хрипит, дышит урывками.
— Ско… ско… — стонет он, пытаясь подняться на локтях.
Но у него не получается, он слабеет на глазах.
До меня быстро доходит, зачем он ковылял в прихожую в таком состоянии. Его телефон лежит здесь, на обувнице. Видно, хотел позвонить в скорую, да не добрался. Сейчас Барсегу достаточно сесть, протянуть руку, и он достал бы его. Но у брата нет сил даже на это.
— Бра… — стонет он, теряя сознание.
— Сейчас, сейчас, брат. — Я провожу рукой по его голове. — Сейчас позвоню в скорую!
Я говорю ему это и… не звоню.
Просто смотрю на него, наблюдаю за тем, как его корежит. А его корежит, выламывает.
Это определенно отек Квинке, скоро Барсег не сможет дышать, посинеет.
А я что? Я ведь мог и не приезжать сейчас. Даже не собирался!
Я не при делах, абсолютно не виноват в том, что произошло. Кто докажет, что я дал ему ту таблетку? Нет, это Барсег сам сожрал ее с расстройства, после визита к мерзкой дряни, на которой собирался жениться. Горе у него, вот и нажрался хрени, в надежде на анестетический эффект.
— Давай, сдыхай… — тихо шиплю на уже ничего не соображающего брата.
Это решит все мои проблемы, а заодно развяжет мне руки.
Однако Барсег упорный, он все еще сипит, хоть и через раз.
Краем уха слышу чьи-то шаги за дверью.
Плевать, кто там ходит, ведь они не поймут, что здесь происходит.
Но неожиданно в двери слышится лязг ключа.
В мире есть только один человек, у кого есть ключи от наших квартир.
Мать!
Приперлась, когда не звали!
Она заходит в квартиру, видит на полу нас с Барсегом и истошно орет. Из ее рук валятся пакеты с едой.
Ее крик такой громкий, что оглушает.
— Барсег! Мальчик мой… — стонет она на весь подъезд и бросается к нам.
Пиздец, мам, как же ты не вовремя.
Я хватаю с обувницы телефон Барсега и все-таки звоню в скорую.
Глава 12. Его мучения
Барсег
Я резко распахиваю глаза, не могу понять, где нахожусь и как тут очутился.
За окном только-только светает, комната все еще в полумраке.
Это не просто комната, это больничная палата!
Точно…
Я ж в больнице.
Большая часть вчерашнего дня вычеркнута из памяти. Вот я сижу в кресле в собственной гостиной, пью с Ваганом виски, а потом провал. После помню только, как плакала мать, а врач объяснял, что у меня пошла аллергическая реакция на запрещенные препараты, коих в моем организме оказалась лошадиная доза.
Откуда бы им взяться? Я сроду их не принимал! Я против наркотиков в любом виде. Скорей всего, что-то подсыпали в клубе предыдущей ночью, других вариантов нет.
Меня накачали лекарствами по самые не балуй, превратили в натурального зомби.
Зато живой.
После воспоминаний о вчерашнем в горле как по команде начинает драть, першить, отчего-то зудит шея, лицо, болит желудок, который мне вчера хорошенько промыли. Самочувствие гаже некуда, в триста раз хуже, чем при большом бодуне, но… Но я хотя бы могу дышать, а это уже много. Я на собственном опыте убедился, насколько это может быть много.
Я дышу сладким-сладким кислородом, дышу свободно, с наслаждением.
За окном светает все больше.
Оглядываю небольшую больничную палату.
И замираю, уткнувшись взглядом в женскую фигуру, что сидит в кресле.
Она повернута ко мне спиной, но мне не нужно видеть ее лицо, чтобы понять, кто это. Даже на миг забываю, как дышать.
Ее длинные темные кудри спадают с плеча. Я отлично знаю, какие они на ощупь, почти чувствую кончиками пальцев их шелковистость.
Снежана.
Что, вашу мать, она здесь делает? Кто пустил? Как посмели?
Наверное, ныла, выпрашивала у родителей дозволения остаться в моей палате, а те пустили по доброте душевной.
