Шрифт:
Закладка:
– Господа офицеры… – устало промолвил начальник штаба, и все, заняв свои места, начали шумно обсуждать последние новости с фронта. Досыта наговорившись, офицеры в ожидании омлета и кофе, принялись уничтожать закуски.
Столик, где вместе с Баташовым столовались прикомандированные к Ставке офицеры, стоял за полупрозрачной ширмой, отделявшей часть зала, где размещались чины Ставки и прибывающие из Петрограда по разным надобностям министры, сановники и генералы свиты Его Величества, если они не были приглашены к царскому столу. Прямо напротив его столика за ширмой располагались представители военных миссий дружественных держав.
Извинившись за неудобство, распорядитель офицерского собрания приказал служителям подвинуть стол, за которым сидел Баташов, поближе к ширме, и впритык к нему был установлен другой. Официанты тут же накрыли его и замерли в ожидании приказаний. Вскоре в дверях показались два бравых кавалерийских генерала, в одном из которых Баташов к своей большой радости узнал давнего коллегу и боевого товарища по Туркестанскому военному округу Пустошина. Распорядитель пригласил вошедших следовать за собой. Генералы поочередно представились Алексееву и после этого расселись на приготовленные им места рядом с прикомандированными к Ставке офицерами.
Увидев Баташова, Пустошин расплылся в радостной улыбке.
– Я искренне рад видеть вас, Евгений Евграфович! – простуженным басом воскликнул он. Обнявшись, как старые и добрые друзья, генералы, чтобы не мешать другим, уселись на самом краю стола и с ходу забросали друг друга вопросами. Вместо того чтобы ответить на очередной вопрос, связанный с их общей деятельностью, Баташов, покосившись в сторону союзников, поднес к губам палец.
– Константин Павлович, давайте лучше о семье. Как поживает Любаша, ваша красавица дочь? Небось замужем уже?
– Нет. Я же обещал ее за вашего Аристарха выдать. До сих пор сватов жду, а от вас ни слуху ни духу.
От этих слов Баташов смущенно крякнул и, не отвечая, вплотную занялся закуской. Молча и сосредоточенно покончив с ней, он подозвал официанта, приказав подавать следующее блюдо.
– Небось с сыном опять что-то приключилось? – догадался Пустошин. – Так ты не увиливай, говори прямо.
– Аристарх-то мой женился, – виновато взглянув в глаза боевого товарища, сказал Баташов.
– Ну и делов-то, – нисколько не удивился Пустошин, – моя Любаша другого найдет. Будет потом твой гусар локти кусать, попомни мое слово.
– Современная молодежь не очень-то жаждет родительского благословения. Сам все порешил и меня перед фактом поставил…
– Да-а-а, молодежь нынешняя нас, стариков, ни во что не ставит. Но откровенно скажу тебе, по смелости и отваге нам они не уступят ни йоты. Слышал я, Аристарх твой Георгия 4-й степени получил. А у меня, старика, такой боевой награды не было и нет. Откровенно говоря, я бы все свои «Анны» и «Станиславы» на одного такого Георгия поменял.
– И я бы не отказался, – с нескрываемым чувством гордости за сына сказал Баташов, – но у нас еще есть время доказать, что и мы не лыком шиты!
– Воистину, – воскликнул Пустошин, – даст бог, мы еще покажем, что не лаптем щи хлебаем!
Услышав сдержанный смех за перегородкой, кавалерист недовольно поморщился.
– В Ставке, несмотря на резкие перемены, мало что изменилось, – с сожалением промолвил он, – на фронте солдаты кровь проливают, а штабные благодушествуют…
– Там не штабные, – поспешил заступиться за офицеров Ставки Баташов, – это союзники радуются успешно начатому сражению в Артуа. Пришло сообщение, что немцы на северо-востоке Франции и на юго-востоке Шампани отступили на несколько километров…
– А-а, это союзнички наши там заливаются, – возбужденно воскликнул Пустошин, – что ж, им есть чему радоваться, зная, что накануне противник перебросил с Западного фронта на наш Восточный еще три армейских корпуса и всю свою кавалерию.
За ширмой завтракали французский военный атташе де Ля-Гиш и давний знакомый Баташова, помощник британского военного атташе майор Джилрой.
В бывшем кафешантане было довольно шумно. За завтраком офицеры судачили прежде всего о последних неудачах армии, оставившей за лето ряд важных крепостей и почти всю территорию Царства Польского.
Неожиданно двери офицерского собрания широко распахнулись, и в зал один за другим плавно выплыла дюжина вышколенных официантов, на высоко поднятых подносах которых искрилось шампанское.
В отличие от Николая Николаевича, который не запрещал в Ставке офицерские застолья с вином, Алексеев установил сухой закон и нарушал его лишь в самых торжественных случаях. Поэтому появление шампанского шумно приветствовалось офицерами.
– Господа офицеры! – чуть повысил голос Алексеев. – Представитель союзной нам Франции, присутствующий здесь, хочет выразить нам свою искреннюю признательность за то, что в результате нашего хоть и не удавшегося в полной мере наступления Германия сняла с Западного фронта три армейских корпуса и кавалерию, позволив тем самым французской армии не только сдержать напор превосходящих сил противника, но и начать успешную наступательную операцию в Артуа. Прошу, господин генерал!
Де Ля-Гиш встал и, заложив руку за отворот своего генеральского мундира, словно новый Наполеон, произнес короткую и напыщенную речь:
– Ваше высокопревосходительство, господа офицеры, от имени французского правительства благодарю вас и выражаю вам искреннюю признательность за своевременное и точное выполнение требований франко-русской военной конвенции, в результате чего французская армия сумела не только сдержать натиск германских войск, но и подготовиться к наступлению в Артуа. За русскую армию, уже неоднократно спасавшую Францию от врага! – провозгласил француз.
– За русскую армию, – подхватили офицеры и молча без обычного троекратного «ура» выпили.
Прекрасно понимая настроение русских, французский генерал добавил:
– Я вместе с вами скорблю по солдатам и офицерам, погибшим при выполнении своего святого долга перед союзниками, которые из последних сил отбивают натиск немецких полчищ. Франция никогда не забудет этого…
В офицерском собрании воцарилось молчание. Слышно было лишь, как постукивали о фарфор ножи и вилки, да звенели пустые бокалы, которые убирали со столов неспешные официанты. Офицером было что вспомнить в эти трагические дни и ночи отступления русских войск, названного впоследствии историками Великим. Только француз с англичанином радостно потирали руки, то и дело с опаской поглядывая в сторону Алексеева.
Баташов, сидя спиной к союзникам, невольно прислушался к разговору военных агентов, благо, что их столики разделяла всего-навсего полупрозрачная перегородка.
– Как вовремя русские бросили в летнее наступление все свои войска! – забыв о своей только что произнесенной скорбной речи восторгался де Ля-Гиш. – Но мир должен больше скорбеть о наших потерях.
– Это так, но жертвы русских и в самом деле огромны, – пожал плечами британский майор.
– Как можно сравнивать невежественную и бессознательную русскую массу и нас – «сливки и цвет человечества»? – возразил француз. – Так что, с цивилизованной точки зрения, наши потери чувствительнее русских. Но не это самое важное. Главное, что
