Шрифт:
Закладка:
Наконец наступил день, когда англичане решили-таки отправить советских офицеров в Москву (им заранее сообщили об этом, вызвав неподдельную радость). На другое утро всех посадили в самолет, и они наконец-то полетели на Родину. Вот только в столице Советского Союза их ждал совсем не торжественный прием…
Вообще-то Романов предполагал, что их возвращение окажется не столь радостным, как многие надеялись, что будут известные «шероховатости». Но чтобы случилось такое, что произошло на самом деле, он даже мысленно не мог себе представить.
Спускающихся из самолета по трапу внизу ждали десятка полтора чекистов в строгой форме и с автоматами. Лица их были суровыми, если не сказать, враждебными. Никаких приветствий с возвращением на Родину, разумеется, не звучало. Всю группу бывших пленных, словно они ими и оставались, быстренько взяли под конвой и молча повели к грузовику, стоявшему неподалеку. Погрузив в кузов и окружив охраной, быстро повезли в город. За все время пути ни разу не останавливались. Разговаривать было строжайше запрещено. Не прошло и часу, как они очутились – Романов даже в самом кромешном сне предположить этого не мог – во дворе Бутырки. Тяжелые тюремные ворота медленно захлопнулись за их машиной. Высадив всех из кузова, построили в две шеренги и развели по камерам…
Глава 13
Позже Михаил Афанасьевич не раз с тяжелым сердцем вспоминал их заключение в тюрьму по приезде домой. Он не понимал: разве нельзя было поместить вырвавшихся из плена генералов в какое-нибудь приличное помещение, пусть даже изолированное? Они же не думали скрываться, бежать от допросов или что-то утаивать. Были все на виду, в готовности отвечать на любые каверзные вопросы. Кто ж это до такого додумался?!
Этот каверзный вопрос он вскоре задал не кому-нибудь, а самому Лаврентию Берии. Тот через несколько дней сам приедет в Бутырку. И не к кому-то из двадцати двух бывших пленных, а именно к Романову…
Поздним вечером в камеру к Михаилу Афанасьевичу ввалился сам начальник тюрьмы – грузный полковник с отвисшей челюстью и изрядным брюшком. Внимательно осмотрев помещение, он поинтересовался, нет ли у задержанного каких-либо претензий к содержанию: хорошо ли кормят, достаточно ли тепла для обогрева?
Романов даже удивился. C какой стати такой высокий чин интересуется житейскими делами своих подопечных? Такого еще никогда не было… Однако через полчаса все стало понятно. На пороге появился Лаврентий Павлович Берия. Сверкая очками, протянул руку, чего Романов никак не ожидал и, поздоровавшись, неожиданно сказал:
– Рад видеть тебя целым и невредимым, Романов. Признаться, никак не предполагал, что когда-нибудь буду лицезреть тебя живым и здоровым. Хорошо сохранился, хотя было, наверное, ой, как нелегко?
– Да уж чего скрывать, – усмехнулся Михаил Афанасьевич. – Досталось нам всем изрядно. Немцы с пленными не церемонились.
– Даже с генералами?.. А мне докладывали, что условия для вас создали весьма терпимые. Разве не так?
– Ну, это как посмотреть… Тюрьма есть место заключения, где все сидящие там равны. Никому никаких поблажек. У нас ведь тоже так.
Берия присел на одинокий стул возле привинченного к стене крохотного столика, окинул взглядом камеру и вздохнул:
– Пожалуй, ты прав, Романов… – И помолчав, снял очки, протер платком, извлеченным из кармана, и, водрузив их на место, тихо и даже немного сочувственно сказал: – Небось на волю душа рвется?
– Еще бы! Одного только не понимаю, зачем нас дома-то в тюрьму упекли? Мы ведь бежать не собирались. На все вопросы готовы были дать ответы. А за решеткой уже немало насиделись у фрицев. Жизнью рисковали, чтобы вырваться оттуда.
Насупившись, Берия сердито посмотрел на собеседника и резко отчеканил:
– Порядок такой! Надо ж было во всем разобраться. Не допустить никаких послаблений. Вы же все-таки в плену были.
– Но и бежали оттуда с боем, рискуя жизнью. Двое погибло!
– А вот в этом во всем нужно было еще разобраться.
– Так в английской печати все было прекрасно описано.
– Мало ли что наболтают иностранные газетчики. Мы по своим каналам проверяли.
– И как, убедились?
– Теперь да. Особенно в том, что касается твоей особы. Претензий нет. – Берия снова выразительно помолчал и вдруг с неподдельным интересом спросил: – Ты с Власовым в плену сталкивался?
Романов понял, что собеседник, конечно, знает об их встрече с командующим РОА и не зря задает этот вопрос. Личность Власова его, видно, очень интересует. Тот ведь до сих пор не пойман и продолжает свою предательскую деятельность.
– Так точно, Лаврентий Павлович.
– И что же он тебе предлагал?
– Служить вместе с ним, воевать против большевиков, которых он ненавидит. Место своего зама обещал дать… Я, разумеется, сразу же наотрез отказался. Идти против своего народа – страшнее преступления не бывает!
– Правильно. Молодец, Романов!.. За тобой вообще никаких грехов в плену, – мы это проверили. Завтра тебя из Бутырки выпустят… Что ты намерен дальше делать? Где работать?
– Так я же армеец до мозга костей! Больше ничему не обучен. Хотелось бы на службе остаться.
Берия задумался. На его высокий лоб набежали тугие морщины, а глаза за стеклами очков потемнели.
– Понимаешь, Романов… – медленно протянул он. – Есть строжайшее указание: бывших пленных в армии не возвращать ни под каким предлогом. Только сам, – поднял он палец, – может это решить. – Посмотрев на сразу помрачневшего Романова, понятливо хмыкнул: – Ладно. Я сегодня у него буду, попробую доложить. Только ничего заранее не обещаю. Как он решит, так и будет!..
На том они пока и расстались.
Ночью Романов долго думал об этой встрече. Он, конечно, многого не знал о Берии, но основные этапы пути того во власти были знакомы. Там было немало черных, буквально трагических страниц. Одна из них хорошо запомнилась Михаилу Афанасьевичу, ставшему свидетелем многих страшных репрессий тридцать седьмого года. Лаврентий, будучи перед войной близок к Сталину, по его заданию вместе с Маленковым и Микояном проводил чистку партийных органов в Армении и Грузии. Пострадали тысячи честных людей, вина которых была совершенно не доказана. По малейшему подозрению и доносу коммунистов, всю жизнь свято боровшихся за советскую власть, хватали без разбора и решением «тройки», без суда приговаривали к высшей мере наказания, в лучшем случае – к длительному заключению. Закавказье тогда буквально умылось кровью. Руководил Берия и операцией по выселению чеченцев, ингушей, курдов, крымских татар и месхетинских турок уже во время войны. Тоже было загублено много
