— Ты можешь развернуть свою сексуальную маленькую попку и уйти, — рявкнул он, не стесняясь в выражениях и надеясь напугать её, чтобы она оставила его в покое, — потому что у нас с тобой ничего не получится.

* * *

В тот момент единственное, о чём Эмбер могла думать, это о том, насколько он сексуален и как сильно он ей не нравится. Было неприятно признавать, даже самой себе, что без рубашки она никогда раньше не выглядела так хорошо. Широкие плечи, подтянутый пресс и толстые бицепсы. Татуировка, обвивающая его левую руку, только добавляла ему сексуальной привлекательности. Мудак!

— Я здесь не для того, чтобы… для… — пролепетала она, не в силах вымолвить ни слова.

Напряжённый… почти сердитый взгляд сменился… весёлым. Нет, это стало больше, чем просто забавой, это превратилось в насмешку.

— Трахаться. Слово, которое ты пытаешься произнести, — это трахаться.

Он был груб, пытаясь оскорбить и подстрекнуть её одновременно. Но у Эмбер пересохло во рту, и её женские части отреагировали, когда он произнёс это слово. Чёрт бы их побрал, но они это сделали. Её соски напряглись, как и всё остальное. Они не соглашались с её мозгом… с рациональной частью её натуры, которая отказывалась смотреть на то, что происходило в верхней части его спортивных штанов. О боже, его штаны низко сидели на бёдрах.

Она почувствовала, как её щёки запылали.

— Я здесь не за этим.

— Как будто, чёрт возьми, это не так, — Лэнс понюхал воздух. Его ноздри раздулись, а веки закрылись. — Я чувствую этот запах на тебе, — он усмехнулся. — Возможно, у тебя есть какое-то другое оправдание, которое ты придумала, чтобы заставить чувствовать себя лучше, но ты здесь ради этого, — он убрал скомканную рубашку и обхватил рукой свой… свой…

Лэнс не просто так это сделал. Нет, не просто. Она с трудом сглотнула, не в силах отвести глаз от его эрекции. Чёрт!

— Эм… — пробормотала она. — Это не так… — ей, наконец, удалось поднять глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. Яркий, невероятно красивый синий. Чёрт бы его побрал! — Ты очень груб, — это прозвучало хриплым шёпотом.

Эти глаза, эти глаза. Они также были жесткими и лишёнными эмоций. Нет, это было неправдой. В их глубине была боль. Затем она исчезла, и насмешливый юмор вернулся.

— Я должен признать, что испытываю искушение.

— Ну, ты меня не интересуешь, — тихий писк. Эмбер почти ожидала, что он будет пялиться на неё, но его глаза не отрывались от её глаз. — Нет… — ей, наконец, удалось выдавить из себя, звуча так же взволнованно, как и она сама. — Я принесла тебе…

— Я знаю, что ты мне принесла, — наконец, его взгляд переместился на её грудь и вниз, между ног. Его ноздри снова раздулись. — Уходи, — он практически прошептал эти слова, когда его глаза снова встретились с её. — У тебя уже есть два самца, сражающихся друг с другом за твоё внимание. Тебе этого недостаточно?

Он схватился за край двери, и Эмбер могла сказать, что он собирался закрыть её у неё перед носом.

— Ты мудак. Ты знаешь об этом? Невероятно огромный мудак. Вдобавок ко всему, твоё высокомерие поражает. Удивительно, что тебе вообще удаётся проходить сквозь двери с головой такого размера.

Лэнс склонил голову набок и ухмыльнулся.

— У меня довольно большая голова, — он снова сжал в кулаке свой… член… и её взгляд был прикован к тому месту, где его рука ласкала его… действительно большой… за неимением лучшего слова… член.

Эмбер оторвала взгляд от того, что делала его рука.

— Прекрати. Пожалуйста, ты можешь попытаться перестать быть придурком достаточно долго, чтобы я могла рассказать тебе настоящую причину, по которой я здесь?

Лэнс покачал головой.

— Всё ещё обманываешь себя, женщина.

— Я не хочу заниматься с тобой сексом, — она уперла руки в бёдра.

— Я чувствую запах твоего возбуждения. Ты чертовски возбуждена.

— Я. Нет. — Может быть, совсем немного, но только потому, что её тело всё ещё не слушалось её. Наблюдение за тем, как он трогает себя подобным образом, ничему не помогло. Лэнс был идиотом. Полным мудаком. Ей было неинтересно. Она не заинтересована.

— Ты. Тоже, — он прислонился к косяку и ухмыльнулся ей. Почему, чёрт возьми, ему нужно было выглядеть так чертовски хорошо, когда он это делал? Зачем?

— Я пришла, чтобы отдать тебе это, — она протянула ему конверт, стараясь не улыбаться. Лэнс мог взять его и засунуть куда угодно, ей было всё равно. — Это доказательство того, что я пришла сюда не для того, чтобы…

— Входи.

— Что? — выдавила она. Он действительно только что это сказал?

— Ты пришла сюда, потому что хотела прийти. Это, — он подержал конверт секунду или две, прежде чем бросить его через плечо, — просто отговорка.

— Ни за что. Ты такой придурок. Такой…

— Да, да. Я придурок и засранец, но… — Лэнс ухмыльнулся. — Я мудак, которого ты хочешь, чтобы он трахнул тебя… жестко.

Эмбер издала писклявый звук, порождённый разочарованием. Она была так возбуждена, что её трясло.

— Нет, я не хочу. Это отвратительно. Это пошло и на самом деле очень грубо.

Её щекам стало так жарко, что она была уверена, что может вспыхнуть в любую секунду. Она не была уверена, было ли это из-за гнева, струящегося по её венам, или из-за того, что она была так возбуждена. Ей нужно было уйти, и прямо сейчас. Почему же тогда её ноги словно приросли к месту?

— Чушь собачья, — произнёс Лэнс, делая маленький шаг к ней и вторгаясь прямо в её личное пространство. — Тебе бы ничего так не хотелось, как, чтобы я затащил тебя внутрь и прижал к стене прямо в коридоре. Я бы задрал твоё консервативное платье выше бёдер, сорвал с тебя трусики и…

— Нет… — Эмбер задохнулась, чувствуя, что становится всё более и более влажной от тех пошлых вещей, которые он говорил. Она была в ужасе от реакции своего тела, но, похоже, ничего не могла с этим поделать.

— Нет? — глубокий, сексуальный рокот. Такой низкий и глубокий, что она почувствовала его внутри себя, и будь она проклята, если не стала ещё более скользкой. Её груди казались набухшими, лифчик слишком тесным. Почему здесь было так адски жарко? Кто-то должен что-то сделать с кондиционером.

Она покачала головой.

— Нет.

Ей нужно было, чтобы он замолчал. Ей нужно было уйти. Она даже сделала шаг назад, а затем остановилась.

Лэнс придвинулся ещё ближе. Их разделял едва ли дюйм.

— Мать твою! — он прошептал. — Ты ненавидишь меня