Филарет обошел лужу – благо ширина лестницы позволяла, – вздохнул, прошептал что-то про себя. Данила расслышал только: «упокой душу…». Понятно. Попросил того, кого никто не видел, чтоб упокоил то, что тоже не видать, но вроде как есть в каждом. Сложно такое представить, дружинник даже и не пытался. С верой своей, кстати, Данила так и не определился. Храмы вроде вот они, но в себя и в свой меч верилось больше, чем в невидимого покровителя. И пословица «высшие силы помогают тем, кто сам себе может помочь» была как-то ближе длинных молитв Хранителей Веры, почитающих силу креста, на котором убили их бога. Может, как-нибудь сходить на собрание Говорящих с мечами? Но и тут сомнения. Уж больно Говорящие заносчивы и агрессивны где не надо. Вполне возможно, что опричники, конвоировавшие Данилу, как раз были из них. Повадки похожие. Ну да ладно, со временем определимся. Или не определимся. Это уж как получится…

Пока Данила гонял в голове сложные мысли, стараясь не наступить в кровь или на обрывок чужой плоти, отец Филарет уже дошел до тяжелой, высокой двери и распахнул ее неожиданно легко для его возраста. Откуда в глубоком старце столько сил – загадка, разгадать которую Данила даже не пытался. Как и то, почему Филарета не трогают хищные ветви плотоядных деревьев, а сухопутные осьминоги не боятся брать хлеб из его рук…

На полу Грановитой палаты валялся мусор – обломанные доски, осколки камня и кирпича, сломанная мебель. Оно и понятно. Снаряд требучетный не хухры-мухры. Похоже, нео целым куском стены запулили, вывороченным из руин старого здания. Может, и не одним…

– Нам туда, – кивнул отец Филарет на чудом не рухнувшую вниз лестницу, ведущую на верхний этаж, построенный совсем недавно. После того как люди вышли наверх из подземных убежищ, главным вопросом стала не красота отделки здания, а жилье. Потому громадный сводчатый зал Грановитой палаты сделали двухэтажным, а на каждом из этажей понаставили двухъярусных кроватей. Тесновато, конечно, но двести человек худо-бедно в здании разместились.

Во время штурма тяжеленный метательный снаряд угодил в край лестничного пролета, почти полностью разрушив несколько ступенек. Потому поднимались осторожно, вдоль стены, каждое мгновение рискуя полететь вниз вместе с жалкими остатками лестницы прямо на клубки смятой арматуры, торчащие под ними, словно задравшие головы кверху стальные змеи. Но обошлось.

На втором этаже следов разрушений было несколько меньше. Снаряд лишь обвалил солидный кусок западной стены, пробил пол и, расколовшись от удара, кирпичной картечью ударил по первому этажу.

В полумраке, едва разгоняемом парой масляных светильников, висящих на стенах, Данила разглядел несколько дверей. Все закрыты, лишь одна сорвана с петель и на полу валяется. Но то беда небольшая. Дверной проем с разодранным в щепы косяком загораживала известная всему Кремлю массивная фигура схимника по имени Мал. Бывает имя говорящее, как, скажем, Недаш или Любомысл. Первый жадина редкостная, второй сильно до баб охочий. Назовут парня – оно и сбывается. Тут тоже назвали, да получилось наоборот. Два метра с лишним росту, и плечи шириной немногим меньше.

На черную рясу для Мала шло материи как на две обычных. Ручищами своими схимник свободно гнул подковы и сворачивал стальные лопаты трубочкой. Из оружия не признавал ничего, кроме булавы без шипов, которую не всякий дружинник поднять мог. Один взмах такой железякой – и лезущий на стену нео на довольно продолжительное время превращался в парящего рукокрыла. А без шипов сие оружие было потому, что, по версии Мала, такое орудие гуманно, ибо кровь не проливает. Н-да…

Сейчас этот гуманист стоял скрестив руки на груди и глядя строго перед собою. Наверно, для того, чтоб любому, желающему пройти в комнату за его спиной, стало ясно: думает человек, ушел в себя, тревожить не надо. В противном случае можно огрести. И даже не булавой. Для одного-двух-трех-четверых нападающих кулака, смахивающего на массивное навершие той булавы, будет вполне достаточно.

Но отцу Филарету было глубоко наплевать на задумчивость человека-скалы. Не снижая темпа шага, он пошел прямо на эту скалу… которая, переведя взгляд на приближающегося человека, вдруг расплылась в неожиданно доброй улыбке.

– Здрав будь, отче, – низко прогудело под сводами помещения, словно в накрытый плащом колокол вдарили билом.

– И тебе поздорову, Мал, – кивнул Филарет. – Хотя здоровкались уже с утра.

– Лишнего здоровья не бывает, – прогудел схимник и улыбнулся снова, отходя в сторону на шаг. – Данила с вами будет?

– С нами, – кивнул Филарет, переступая порог темной комнаты. – Принеси светильник из коридора, одного там хватит за глаза.

Мал кивнул, и его мощная фигура скрылась за расщепленным косяком. Вот уже несколько лет здоровяк по собственной воле служил Филарету верой и правдой. А тот хоть и не поощрял добровольный обет, но и не прогонял схимника. У каждого свой Путь, и, если человек сделал выбор, нехорошо лишать его Пути…

Данила невольно почесал в затылке. Интересно, зачем все-таки его сюда Филарет привел?

Комнаты не было. Снаряд нео ударил в угол здания и обрушил две стены внутрь помещения. Данила и отец Филарет стояли на небольшом пятачке, свободном от мусора. Остальное пространство довольно обширной комнаты было завалено битым кирпичом, кусками штукатурки, обломками мебели… А прямо напротив зияла огромная дыра, через которую открывался замечательный вид на колокольню Ивана Великого, почти не пострадавшую от обстрела из требучетов – так, сколы кое-где, но это мелочи, к завтрему мужики все подправят. Интересно все-таки, на купола полюбоваться привел его сюда старец или еще для чего? Но, памятуя, что Филарет ничего просто так не делает, Данила молчал, терпеливо ожидая разъяснений.

Однако старик ничего пояснять не стал. Взял у подоспевшего Мала светильник, жестом отослал слугу-телохранителя прочь и, подойдя к куче мусора, поманил Данилу пальцем – подойди, мол.

Дружинник повиновался. При его приближении Филарет довольно ловко концом посоха отбросил в сторону большой обломок фанеры, прикрывавший помятый стальной ящик, вывернутый из стены ударом снаряда. То ли снаряд нео изуродовал старинную схоронку, то ли Мал разок приложил ее своей дубиной, но толстенная дверца ящика висела на одной петле, а внутри виднелись какие-то папки и отдельные листки бумаги.

– Правильный был сейф, с прибором автоматической откачки воздуха при закрытии, – сказал отец Филарет. – Иначе бумага бы не сохранилась за двести лет.

Данила задумчиво почесал подбородок и сделал глубокомысленное лицо. Мол, все понял, жду продолжения.

Старик присел на корточки, положил посох рядом с собой и принялся осторожно извлекать из ящика пожелтевшие от времени листы. Похоже, за две сотни лет ящик все-таки разгерметизировался и в него проник воздух. От неосторожного движения Филарета несколько бумажек прямо на глазах