Не могу прояснить, что меня напрягает больше? То, о чем она говорит или с каким спокойствием это делает? Можно представить, речь идет не о нас, а о соседях с площадки или дальних родственниках.

– Господи, – Аня улыбается, но её глаза дрожат. – Ты правда думал, что я ничего не знаю?

Она берет меня на пушку.

Мы с Полиной всегда снимали номера в разных гостиницах, приезжали и уезжали по отдельности, на работе искусно держали дистанцию, хоть и с трудом, но успешно сдерживаясь от каких-либо порывов. В телефоне я подписал её левым мужским именем, да и она никогда мне не названивала, не писала. Мы сами установили эти правила и не могли так глупо спалиться. Особенно в преддверии грядущего с Аней развода.

Хотя… какой теперь развод? Выбраться бы отсюда живыми.

– Я не понимаю, о чем ты, – неуверенно отвечаю я, сознавая, что смысла отнекиваться нет.

Аня точно всё знает. Но откуда?

– Всё ты понимаешь. Она сама мне рассказала. Лично! Но я и до разговора с ней всё знала. Думаешь, я наивная дура, у которой можно крутить роман за спиной без палева?

Я опускаю глаза.

– А Полина эта твоя – глупая девочка, конечно, – продолжает Аня. – Что с неё взять? Позвонила мне и сказала, что нам нужно встретиться и серьезно поговорить. Ну вот мы и встретились.

Нет, нет, Полина не могла так поступить. Если бы она и выкинула что-то подобное, то обязательно бы тебе всё рассказала. Это обман!

– Сказала, вы оба хотите быть вместе, перестать прятаться, но сейчас это невозможно, потому что ты боишься оставить меня одну после смерти родителей. А она устала ждать.

Меня колотит.

– Аня, давай не сейчас…

– Да ради Бога. Я и сама не хочу ничего обсуждать.

– Мы всё решим потом.

– А нечего решать. Я свыклась с тем, что ты предал меня. Это абсолютное унижение, но я это пережевала и выплюнула. И не собираюсь теперь из-за этого горевать и лить слезы. Хватит.

– Аня… я…

– Она попросила отпустить тебя и не мешать вам. Знаешь, что она сказала? Дай вспомнить… А, вот! «Он тебя уже давно не любит!» – Аня усмехается. – Ты дерьмо, ты предал меня! Еще и в такой момент – когда я потеряла своих родителей и осталась совсем одна.

На последней фразе голос её начинает дрожать и на глаза наворачиваются слезы.

– Когда это случилось?

– Неважно, – с безразличием отвечает Аня, утирая лицо.

– Важно… Это случилось до того, как ты забеременела?

– Да.

– Отлично, – усмехаюсь я. – Зная это, ты все равно забеременела. Получается специально, так?

Анин рот от удивления приоткрывается и застывает, кровь приливает к её лицу. Она смеётся.

Смех этот звучит искренне, но вскоре я убеждаюсь, что это самая натуральная истерика.

Зачем Полина ей всё рассказала? Это самый глупый и необдуманный поступок, который можно вообразить. Мы ведь тысячу раз говорили с ней обо всём. Она знала, насколько это для меня важно – обставить всё тихо и по уму.

Девчонка… Чего ты от неё ждал? Ей ведь всего-то двадцать два.

– Ребенок ничего не меняет – твердит Аня, бережно опустив руку на живот. – Если мы выйдем отсюда, ты можешь сразу подавать на развод и бежать к своей любимой Полиночке. Я воспитаю его сама, не парься. От тебя нужно одно – проявить характер и попробовать вытащить нас отсюда. Соверши для нашей пока еще официально существующей семьи последний подвиг.

Каждое слово, произносимое Аней, звучит нагло, цинично и я всё больше перестаю её узнавать. Всегда воспринимал свою жену как хрупкую, чересчур ранимую, остро от меня зависящую и материально, и эмоционально, и физически… И вот внезапно передо мной предстает другая её версия – сильная, собранная, озлобленная. Человек, полный решимости противостоять и идти до самого конца.

Это на неё смена обстановки так повлияла?

Опираясь о стену, медленно встаю. Сжимаю в кулаки грязные взмокшие руки, но сил не хватает и на это. В бессилии что-либо изменить или хотя бы временно спрятаться от всего этого безумия, закрываю глаза. В памяти вырисовывается номер нашего любимого с Полиной отеля на двадцать шестом этаже – в нем мы как раз и провели последнюю совместную ночь. Это случилось перед той хлопотной ночкой на работе, после которой мы и поехали на этот чертов Иссык-Куль, на эту чертову свадьбу по этой чертовой дороге.

Внизу тысячами ярких огней мерцает ночной город, далеко внизу беззвучно пятнами плывут автомобили, утопая в потоке неспешного ночного траффика. Я стою у окна и смотрю на звёзды, предвкушая ближайшие несколько часов в постели с дикой кошкой, которую буду снова укрощать. Терпкое послевкусие чиваса вперемешку с дымом сигарет приятно горчит, грудь наливается теплом, а её парфюм… Не описать словами этот волшебный запах. Он пробуждает в душе былую страсть, мечты и самые потаённые фантазии, кружит голову.

Как он прекрасен… Как прекрасна она была в ту ночь…

Раскинувшись на кровати, скользит по мне нагловатым, полным страсти взглядом. Её губы, окрашенные алым, расплываются в широкой томной улыбке.

Расстёгивает блузку. Высовывает кончик языка и призывно проводит ладонью по оголенным бедрам, сжимает грудь. Не сводя с меня глаз, просовывает руку под юбку и принимается ласкать себя, выгибая шею от удовольствия. Даёт мне понять, что я ей и не нужен вовсе, чтобы испытать наслаждение.

Спешно тушу сигарету, допиваю виски и прыгаю на кровать – поближе к её горячему необузданному телу, но снова попадаю в подвал.

Аня меня сюда возвращает.

Она с чем-то возится, суетится, а потом о дно ведра ударяется струя жидкости.

Анина струя.

Не желаю ничего видеть, но открываю глаза.

Она писает, да. И смотрит прямо на меня.

– Отвернись, – требую я.

Ничего не отвечает, но и взгляда не отводит.

Тогда я сам отворачиваюсь к стене, опираясь о неё руками, закрываю глаза. Хочу вернуться к Полине, но уже поздно – воспоминание ускользнуло.

Интересно, а писала бы она в это ведро? Как бы она вообще повела себя в Аниной ситуации? Смогла бы вынести смерть родителей, предательство, беременность от мужа, гуляющего на стороне? Как вела бы себя здесь – в этом жутком подвале в плену у двух умалишенных? Да и вообще – смогла бы стать хорошей женой?

Она ведь так молода.

Да, с таким потрясением, определённо, не каждый справится, но Аня… посмотрите-ка. Она держится достойно.

– Почему ты раньше не сказала, если знала обо всём? – злобно и вместе с