"Серебряная акула" было небольшим судном, всего тридцать матросов, несколько офицеров, повар и лекарь. Я занял голову изучением торговых бумаг, выданных отцом, сводок, цен и сведений о будущих партнерах и конкурентах. Изредка я выходил на палубу, любовался на хлещущие по ветру паруса, порой что-то подправлял или чинил магией, но увы, с погодой я ничего сделать не смог.

На четвертый день плаванья налетел шторм. Судно кидало с волны на волну. Капитан приказал мне сидеть в каюте, но когда снаружи послышались истошные вопли, я не выдержал и выскочил на палубу, вцепившись в поручень. Пятеро матросов тянули за канат, еще одна группа возилась на носу. Над головой хлопал штормовой парус, и два матроса сидели, на рее, прижавшись к мачте. Мне махнули, приказывая вернуться в каюту, но судно подпрыгнуло на волне, ухнуло вниз, и поток воды залил палубу, стоящую дыбом. Где-то сбоку послышался треск. Кричали люди, судно мотнуло снова, и пятерых матросов несло мимо меня к бортам. Я успел схватить другой за конец и несколько раз перебросить его через поручень, за который держался сам. Канат натянулся, поручень затрещал и не выдержав, оторвался от переборки. Я полетел к борту вслед за ним, но судно уже выпрямлялось. Меня швыряло по палубе с матросами вместе, и мы помогли друг другу добраться до мачты, где обвязались тросом.

Шторм успокаивался, и по палубе стало возможным передвигаться без угрозы выпасть за борт. Вместо фок-мачты торчал обломок в половину высоты, штормовой парус тоже унесло. Но страшнее всего были потери в команде. Из тех пятерых матросов, которые цеплялись за канат, осталось трое — пока канат вырывал поручень, они успели ухватиться за борт. Море забрало матросов, которых я видел на рее, и тех, кто был на носу.

Мы вчетвером сидели в каюте капитана: я, старпом, кватермейстер и сам капитан. Он выставил четыре стакана толстого стекла и разлил Баркейский ром. — Мы потеряли десять человек, — проговорил капитан. — Дойти-то дойдем, но дольше будет. Понадобятся все руки, — он глянул на офицеров, и те кивнули. — Ваше Сиятельство, вас я не могу просить… — Нет-нет, я помогу всем, чем смогу. Вы понимаете, я необучен, но сделаю все, что в моих силах. — Дик, выбери матроса поспокойнее и приставь к Его Сиятельству. — Господин Ронсель, если я в команде, прошу вас, оставьте титулы. Зовите меня Дэн.

Мы допили ром и вышли за дверь. Капитан остался над списком из десяти имен. — Что же я Агнессе скажу… И Марсии… — бормотал он, наливая себе еще.

* * *

В Баркео мы пришли на две недели позже и встали на ремонт. Я снял комнату в гостинице и принялся приводить себя в порядок. Собравшись сбрить отросшую бороду я остановился: кожа под ней будет белая в контраст с обветренным лицом. Придется навестить цирюльню, чтоб привести новое украшение в порядок.

Со дня шторма я носил матросскую одежду, и теперь переодевался. Рубахи странно натянулись на плечах, а сюртук сел, будто форма на вернувшемся с летних каникул гимназисте: вроде и впору, но видно, что малец подрос.

Малец в зеркале и правда окреп. Ему совершенно не хотелось возвращаться в каюту, чтоб убивать время над бумагами.

Гостиницу мне посоветовал капитан, и он собирался остановиться здесь же. В зале у входа я крикнул прислугу и попросил передать записку господину Ронселю, после чего отправился в цирюльню и к партнерам отца.

Вечером в таверне я взял по кружке хорошего эля себе и капитану — излагать такого рода просьбы лучше не сразу. Выслушав меня, капитан проворчал: — Вы знаете, что со мной сделает Его Светлость, если с вами что-то случится? — Я обещаю быть осторожным. — Грегор с Дагом тоже были осторожны. И… эх.

Я махнул разносчице, и перед нами поставили еще по кружку. Глянув на меня поверх пены, Ронсель вздохнул: — Ведь не отвяжешься. — Нет. — На воде хоть держишься? — Получше ваших матросов. — Добро. Но в такой шторм, как был тогда, сидишь в каюте. Мне моя голова еще дорога. Понял?

Недели в Баркео хватило для ремонта, набора команды и пополнения запасов. Я занимался делами отца, договаривался с партнерами, изучал конкурентов, нашел новые товары, которые еще плохо знали у нас в Шалпии. Еще на второй день я заказал пару новых рубах и сюртук — и то, и другое чуть шире в плечах, чем мои мерки. Все было готово к отходу и сложено в чемодане в моей каюте. Едва ступив на борт "Серебряной акулы", я сменил сюртук на матросскую куртку.

Судьба хранила меня (и капитана Ронселя), сильных штормов больше не было. В Серонте мне вновь пришлось шить одежду. Ценное дерево, которое мы должны были загрузить в трюм, перехватили конкуренты, но я подкупил таможенника в порту, который сообщил мне, откуда пришел корабль наших недобросовестных партнеров. Капитан разворчался, что "будут еще матросы указывать, куда плыть Акуле", и расхохотался, увидев мое обиженное лицо: — Ваше Сиятельство, простите, не сдержался.

Я фыркнул, оценив морской юмор, и Ронсель принялся прокладывать новый путь.

* * *

Вместо двух месяцев наше путешествие заняло четыре. Еще из Баркео я отписал родителям, что мы задерживаемся, но все же матушка встретила меня слезами. Отец выслушал отчет и сдержано похвалил решение с деревом — я привез лучшее качество по меньшей цене. Пожав мне руку, он заметил: — Матушке не говори. — О чем? — О своей игре в матросов.

Я вспылил: — Ронсель успел доложить?! — Зачем мне Ронсель, — усмехнулся отец, — если я вижу мозоли и размер сюртука.

Уже собираясь покидать кабинет я обернулся: — Отец, я еще хотел спросить.

Тот удовлетворенно фыркнул: — Не забыл ее? — я покачал головой. — У леди Перитиз все хорошо. Родители задержались в Курибии, но я приставил к ней достойного мэтра, и они вместе вернули мастерскую Перитизов к жизни. Не беспокойся, я за ней присматриваю. Гринпича так и не нашли, заговорщиков спугнули.

Я молчал, не зная, как задать новый вопрос. Отец снова усмехнулся: — Нет, она не замужем, и жениха у нее нет. Но все же я не советовал бы тебе с ней видеться еще хотя бы полгода. Дай девочке удостовериться, что она прочно стоит на ногах. — Я хочу с ней поговорить. — А я хочу уберечь тебя от ошибки. Как ты думаешь, что будет, когда она узнает твой титул?

Я пожал плечами. Отец продолжал: — Она сбежит от тебя. Леди Перитиз пошла на большие жертвы ради свободы, и едва лишь почувствует угрозу, как ты услышишь просьбу забыть ее навсегда. Сколько вы знакомы? — Четыре месяца. — Нет. Вы знакомы два дня. Остальное — лишь твои мечтания. — Так дай нам узнать друг друга лучше!