– Может, эта информация меньше беспокоит меня, потому что я мужчина?

– Верно, – ответила Марго. – Мужики блядски тупы.

Я подумал, это хоть немного поднимет ей настроение. Повторил шутку, которую узнал недавно: самое страшное, что может случиться с мужчиной, – разбитое сердце, но для женщины самое страшное – быть убитой мужчиной. Марго не сочла ее смешной. Спросила меня, в чем тут соль, и я замямлил, пытаясь объяснить, что это звучало смешно, когда произносилось знаменитым комиком.

Никогда не видел ее такой расстроенной. Похоже, я только усугубил ситуацию. Мне следовало поддержать Марго. По крайней мере, она могла говорить, а я бы слушал. Но очевидно, что сегодня просто слушателя ей было мало. Ей требовалось понимание, а вместо понимания я выдал идиотскую шутку. Дважды разочаровал ее за два дня.

– Извини, – проговорил я. – Я пытаюсь помочь.

Марго подняла взгляд от пустого бокала и посмотрела мне в глаза, засвидетельствовав свое смятение, а заодно и разочарование. Потом ее лицо вновь исказилось в гримасе, которая держалась весь вечер, – будто больше не стоит и пытаться понять, что со мной не так. Она заказала еще выпить.

На другой день после смерти Марго я пришел на работу. Миновал стол, где по-прежнему оставались все ее вещи. Компьютер, бумаги, перезрелый банан, книжка, которую она читала. Все на месте, никто ничего не трогал.

Тянулись дни, я ходил мимо палатки с халяльной едой, где мы покупали ланч, мимо кафе, где брали кофе, бара, в который слишком уж часто заворачивали после работы. Все как прежде, только Марго нет.

Я так и не заплакал. Не знаю почему. Умом я понимал, что моя лучшая подруга мертва, но тело не признавало это. Я пытался. В душе, где сосед меня не мог услышать. Думал о Марго. Думал о своих родителях, воображал их смерть. Вспоминал все печальные события, о которых читал в новостях. Безуспешно. Я просто ощущал тоску, будто чего-то не хватало – но не саму смерть.

Однако в понедельник после похорон кто-то убрал стол Марго. Разумеется, банан испортился, так что кто-то взял на себя инициативу избавиться от всего. Временами для Марго приходила почта, и офис-менеджер складывал ее в конференц-зале.

На работе я считался безотказным, шустрым, тихим – как двигатель «приуса», который жужжит себе и жужжит. Самое странное, что азиату в Америке не нужно доказывать, насколько он прилежен. Люди просто думают, что ты либо рожден таким дисциплинированным, либо твои стоические, строгие родители вбили дисциплину в тебя в раннем детстве. Но, если честно, тихим я был в те недели после смерти Марго, потому что ушел в запой. Я медленно отвечал на письма, едва обращал внимание на то, что пишу, ждал, когда день закончится. По дороге домой подхватывал упаковку из шести бутылок в винной лавке через дорогу от своей квартиры и считал это ужином. В пиве почти хватало калорий, чтобы я мог передвигать ноги.

В следующие несколько дней Брэндон был необычайно добр. Предложил мне взять сколько угодно отгулов, но я ответил, что предпочту обойтись без них, на работе легче себя занять, – сказал я это, потому что мне показалось, что обычно так говорят. Толку от меня было чуть. Без Марго, которая делилась со мной статьями, дни тянулись медленно, без человека, который давал мне поводы для злости, они казались нескончаемыми.

Глупо, но по Марго я особенно остро скучал за ланчем – она вечно была голодной. Мы работали в районе, лоснившемся от стартапов, а значит, он лоснился и от ресторанчиков «фаст-кэжуал», перерабатывающих этнические блюда в нечто единое – миску всякого разного.

– Тут есть индийская забегаловка, греческая, японская, есть три разные мексиканские едальни, – как-то сказала Марго. Прошла пара месяцев с тех пор, как мы начали работать в «Фантоме», и она уже изучила все варианты перекуса. И ей нравились все. Безотказная формула. Выбираешь белок, к нему гарнир, соусы – в таком духе. И хотя всегда приходилось выстаивать длинную очередь, двигалась она быстро. Твой ланч начинали готовить, повара трудились четким конвейером, выдававшим еду быстро и удобно упакованной, чтобы ты мог легко донести ее до офиса. Марго совершенно не заботило, что она спускает по пятнадцать долларов в день на ланч.

– Я взял с собой еду, – говорил я, стараясь не тратить в обеденный перерыв больше часового заработка. В действительности я намеревался соорудить себе перекус из бесплатных снэков в комнате отдыха «Фантома».

– Сегодня я угощаю, – говорила Марго. – Пойдем в индийский.

В ресторане, после недолгого ожидания в очереди, Марго выбирала себе блюдо (бирьяни), белок (курица) и соус (тикка масала). Я следовал ее примеру и заказывал то же. Возвращаясь на работу, Марго на ходу открывала крышку и брала кусочек.

– Боже, как я оголодала, – говорила она. – Ты знал, что курица тикка масала – национальное блюдо в Англии? И теперь спорят насчет его происхождения. Люди не уверены, в Индии оно возникло или в Великобритании. – Она взяла еще кусочек. – Колониализм, чувак. – Еще один. – Но как же вкусно.

– А если откроется гаитянская забегаловка, как ты к этому отнесешься? – спросил я.

– Конечно, сначала буду жаловаться, – ответила она, – но, наверно, смирюсь, когда пойму, что могу есть жареные райские бананы на ланч каждый день.

– Забавно, я бы хотел, чтобы люди относились к вьетнамской еде серьезнее. Перестали думать о ней как о дешевке и поняли, что за нее стоит платить. Но, с другой стороны, меня насмешит миска супа фо дороже восьми долларов.

Я предложил поесть снаружи, раз Марго уже вскрыла свою оранжевую плошку. На улице было приятно, и мы нашли скамейку на пересечении 23-й и Бродвея, напротив знаменитого «дома-утюга», в честь которого назван район. Высотой в двадцать этажей, он считался[5] небоскребом на момент постройки, в начале ХХ века. Теперь рядом с соседями здание выглядело карликом – все дома вокруг массивные, но без изюминки.

Марго остановилась и посмотрела на дом.

– Я читала, что лифты в нем раньше работали на гидравлике. – Повернулась ко мне, и я заметил штрих ярко-оранжевого тикка масала на ее губе. – Квартиры постоянно заливало.

Как обычно, она предпочитала увидеть в предмете его проблемные стороны.

В понедельник после похорон Брэндон кратко восславил Марго на утренней планерке. Он говорил, какой она была талантливой, как ее будет не хватать, а потом тут же принялся опрашивать программистов о том, как продвигаются их проекты.

Со смертью Марго народ в офисе впал в уныние. По большей части Марго не вспоминали, хотя несколько сотрудников и впрямь сказали мне, что им «очень жаль». Для поднятия духа Брэндон объявил, что в четверг, в полдень, начнется офисный турнир по пинг-понгу. Участие добровольное, но крайне желательное. Брэндон балдел от пинг-понга и всегда побеждал. Я гадал, призван ли турнир поднять настроение сотрудникам или ему лично.