Полковник внимательно посмотрел на меня из-за экрана ноутбука.

— Шутите? Напрасно… Назовите дату рождения вашего сына.

Я назвала. Он защелкал клавишами и чертыхнулся.

— Не то… А ваша дата рождения?

Пароль снова не подошел.

Полковник последовательно перебрал: номер нашего городского телефона, номер Степочкиного мобильного, имена всех его девушек… Бесполезно. Система не поддавалась.

Я уже обрадовалась, что раз нет интернета, то и допрашивать меня никто не будет, как вдруг полковник бросил взгляд на Степочкину фотографию на стене, задумчиво погладил свою родинку на щеке и спросил:

— А как вас называет Степан? Мама? Мамочка? Мамуля?

— Мамусик, — смущенно, но в то же время и с гордостью ответила я.

— Мамусик… — повторил он, набирая слово на клавиатуре. — Есть! Наконец-то. Подключились к интернету. Что ж, приступим, пожалуй?

Я снова расплакалась, однако на полковника это не произвело должного впечатления. С хладнокровностью хирурга, не обращая никакого внимания на мою истерику, он извлек из меня все нужные ему факты: и с кем Степочка общался в последнее время, и как он проводил досуг, и любит ли он готовить («Не мужское это дело!» — с негодованием воскликнула я), и даже какие оценки у него были в школе по истории.

Мне же, прославленной лисе и хитрюшке, не удалось узнать абсолютно ничего: ни как сейчас себя чувствует Степочка, ни в какой камере он находится, ни получил ли он на завтрак свежевыжатый сок. Все мои вопросы полковник попросту игнорировал.

Ладно, у Володи все узнаю, уныло подумала я.

После завершения крайне неприятной процедуры допроса полковник, будто заправский фокусник, достал из портфеля плоскую коробочку, которая оказалась портативным принтером, распечатал протокол нашей с ним (с Орловым, а не с принтером) беседы и дал на подпись. А затем бесцеремонно выставил меня из кухни.

Следующей жертвой стал Павлик, потом вызвали Андрюшу. Я буквально разрывалась: мне безумно хотелось подслушать, что там мальчишки рассказывают про моего сыночка, но в то же время следовало контролировать бурную деятельность оперативников в Степочкиной спальне. В итоге я выбрала последнее: друзьям моего малыша можно было доверять — в отличие от суровых полицейских.

Спустя пару часов страшный сон закончился. Оперативники доложили, что ничего достойного внимания не обнаружено. Полковник разочарованно захлопнул ноутбук, сунул мне на подпись свежеотпечатанный протокол обыска и удалился не прощаясь, прихватив с собой «двоих из ларца» и пробормотав напоследок что-то насчет командировки в Германию.

А мы с мальчиками остались в разгромленной квартире.

Нет, надо отдать должное оперативникам: при обыске они действительно старались сохранить порядок. Но вам не хуже меня известно, что только хозяйка знает, под каким углом к двери должна стоять фотография на комоде и на сколько сантиметров должны быть раздвинуты оконные шторы.

Я совсем уже собралась взяться за уборку, как вдруг Андрюша сказал:

— А зачем ему был нужен пароль от вай-фая?

— Что?

— Вы не знаете, для чего полковник спрашивал пароль от вай-фая?

— Я так поняла, что он хочет купить билеты на самолет, чтобы полететь сквозь какие-то облака, — неуверенно сказала я. — Наверное, в Германию — он же упомянул перед уходом командировку.

— Билеты? Он сказал слово «билеты»? Или слово «самолет»? — прищурился за очками Павлик.

— Да… То есть нет, подождите, — запуталась я. — Про билеты он не говорил, только про самолет… Или это я сказала про самолет?

Мальчики переглянулись.

— Тетя Люба, это очень важно, — проникновенно сказал Андрюша. — От этого зависит судьба Степы. Вспомните, пожалуйста, поточнее, что полковник говорил про облако.

— Кажется, он говорил, что собирается читать протоколы допросов, когда будет пролетать сквозь облака на самолете, — твердо сказала я. — Да, так.

— А мог он сказать, например, что хранит протоколы в облаке? — предположил Андрюша.

— Вряд ли, это какая-то бессмыслица, — категорически замотала я головой. — Как можно что-либо хранить в облаке? Оно же состоит воды, мальчики. Вы что, в школе не учились, маленькие глупыши? — Я снисходительно погладила Андрюшу по рыжим кудряшкам. Хорошие ребятки, но иногда говорят такие смешные вещи!

— Нет, Любовь Васильевна, это не такая бессмыслица, как вам кажется, — серьезно сказал Павлик.

— Да, стоит проверить, — кивнул Андрюша.

— Не уверен… — прищурился Павлик за стеклами очков. — Это вообще-то преступление.

— Ради тети Любы и Степы я на все готов, — заверил его товарищ. — Так, мне нужен компьютер. А ты не хочешь, не смотри. Лично я пошел в Степкину комнату?

— Постой, нужно все хорошенько взвесить…

После этого загадочного диалога ребята побежали в Степочкину спальню, а я растерянно смотрела на удаляющиеся спины.

— Мальчишечки, а что вы собираетесь сделать? — вякнула я им вслед.

— Взломать полицейское хранилище! — весело отозвался Андрюша уже из комнаты.

— Батюшки-светы! — ахнула я.

Глава 7

Одно из величайших достижений советской власти, по моему мнению, — формирование уникальной системы ценностей у наших граждан.

Ведь как принято у зашоренных капиталистов? Все, что не мое — чужое. Не заплатил — не имею морального права трогать. Тоскливо!

У тех же, кто родился и вырос в СССР, взгляды гораздо более широкие. Есть моя собственность. Есть чужая частная собственность. Это табу. Это воровство. Но есть еще и очень обширная категория так называемой общественной собственности — то, что считается «ничьим». Казенное, общее — значит, ничье! Значит, можно взять при необходимости, не чувствуя за собой никакой вины. И даже стыдно будет не взять, если представится удобная возможность.

К категории «ничье» относятся полиэтиленовые мешки на кассах в супермаркетах (я каждый раз отматываю штук двадцать, несмотря на укоряющие взгляды кассирш), цветы на городских клумбах (неужели вы думаете, что я купила в своей жизни хоть один нарцисс или, скажем, барбарис?), пакетики с сахаром в кафе, салфетки на заправках, шариковые ручки из сберкассы, туалетная бумага из школы…

Да, друзья мои, школа — это золотое дно! Два года подряд мне довелось совмещать должность учителя с должностью куратора столовой. Мы с заведующий Ангелиной Ивановной сразу почувствовали друг в друге родственные души. Чтобы не утомлять вас подробностями, просто сообщу один факт: за эти два года я ни разу, подчеркиваю, ни разу не сходила в магазин за продуктами. Холодильник у нас всегда был забит под завязку.

Степочка, весь в своего отца, кислого петербуржца, стыдится моей предприимчивости. Ругает меня, когда я после заправки сажусь в машину с карманами, набитыми салфетками. Я же всегда с достоинством отвечаю: копейка, сыночек, рубль бережет, к тому же это все равно ничье…

Поэтому когда Андрюша, подсев к Степочкиному компьютеру, объявил, слегка стесняясь: «Сейчас мы будем добывать протоколы допросов из полицейского хранилища, взломаем систему… Нет ли у вас, тетя Люба, предубеждения против