Знаете, иногда у меня такое чувство, что других дней не бывает.

Точнее, всегда.

Впрочем, я понятия не имею, что бы стал делать, если б выдался другой день. Все равно рано или поздно пришлось бы признать, что мой опыт и наклонности отлично подходят для катаклизмов.

– Очень жаль, – задумчиво произнесла Кэррин.

– Очень жаль что?

– Что у нас нет времени на настоящую стрижку. Серьезно, ты сам себя так обкорнал? У тебя что, не было зеркала?

Я смущенно потрогал голову:

– Ну, мне немного помогал Генерал. И вообще, что за дела, я же ничего не говорю про твои мужские ботинки.

– У них стальные носки, – ответила она хладнокровно. – На тот случай, если придется засадить их в задницу какого-нибудь придурка, назвавшего их мужскими. И ты правда позволил Туку помочь тебе с волосами?

– Ну не Альфреду же стоило это поручать. Он мог спустить с горы ледник или что-нибудь вроде того, чтобы отскрести волосы с моей головы.

– Альфреду?

– Духоприюту.

Кэррин вздрогнула:

– Ах, ты про этого.

– Не такой уж он плохой, – сказал я. – До красавчика чуток недотягивает, но он не плохой.

– Он демон, который целый город довел до безумия, чтобы заставить жителей убраться.

– И мог бы сделать намного хуже, – ответил я. – Он как большая страшная собака. Ты полицейский и имела с такими дело.

– Ты просто радуешься, что он там, когда кто-то пытается вломиться, потому что он может заставить любого вести себя настолько безумно, что никто после этого даже не вспомнит о том, что было.

– Именно. И никто не вспомнит твои уродливые мужские ботинки.

За разговорами мы подошли к двери. Мы оба понимали, зачем пытались поддеть друг друга. Не из вредности.

Просто нам было страшно.

Я войду первым. Мой укрепленный заклятиями черный кожаный плащ защитит лучше, чем жилет, который Кэррин должна была надеть под пальто. Я сжал свой новый посох и приготовился, если потребуется, быстро поднять щит. Это был уже давно установленный порядок: если бы что-то вздумало наброситься на нас, я бы не дал ему подобраться близко, а она начала бы набивать его пулями.

Кэррин скрестила руки на груди, положив ладонь у приклада своей пушки, и кивнула. Я кивнул в ответ, убедился, что спереди мой плащ надежно застегнут, и открыл дверь.

Ни одна тварь не выскочила из тени с криком. Никто не начал по нам палить. И на том спасибо.

За дверью оказался длинный коридор, в дальнем конце которого горел свет – как раз достаточно, чтобы осмотреть путь. Старые потрескавшиеся внутренние стены были покрыты множеством граффити. Под порывами холодного ночного ветра с озера здание скрипело и стонало. К запаху плесени, витавшему в воздухе, примешивался еще один, почти неразличимый, но от которого меня бросало в дрожь… Застарелый запах смерти, вот что это было.

– Эти злобные уроды всегда выбирают для тусовок самые очаровательные места, – сказала Кэррин.

– Здесь какая-то темная энергия. Держит праздношатающихся людей подальше и не дает кому-то по случайности помешать. Из-за этого тут так уютно.

– Надеюсь, ты не собирался ничего сжигать в ближайшее время, хотя, если почувствуешь, что это необходимо…

Дойдя до конца коридора, мы уткнулись в лестничный пролет. Молча поднявшись по ступенькам, мы миновали еще одну дверь и оказались на галерее над большим заводским цехом в два этажа высотой; галерея вытянулась по внутреннему периметру здания футов на триста-четыреста. Остатки подвесной конвейерной линии все еще были на месте; вероятно, когда-то она доставляла говяжьи туши от места забоя к участкам обработки, но самого оборудования, что когда-то стояло там, уже не было. Остались только пустовавшие тяжелые металлические рамы, удерживавшие оборудование, и несколько ржавых одиноких транспортных тележек, куда, должно быть, некогда загружали упакованные говяжьи ребра, мясо и фарш.

Посередине стояло с десяток совершенно новеньких ламп, в свете которых хорошо был виден громадный деревянный стол для переговоров, укомплектованный большими кожаными креслами. Рядом был еще один стол, похоже, накрытый для ужина. На нем стояли разнообразные блюда, напитки и дорогая кофеварка. В паре футов от него, в небольшом загоне из проволочной сетки, сидела дюжина перепуганных коз. Коричневых и с подпалинами.

Козы. Н-да.

Никодимус сидел, чуть повернувшись боком, на переговорном столе, с пластиковым стаканчиком кофе в руке и добродушной улыбкой на лице. Эшер как раз опускалась в кресло, услужливо выдвинутое для нее одним из охранников Никодимуса. Вязальщик сел в кресло с ней рядом, кивнул Никодимусу и скрестил руки на груди с видом человека, приготовившегося к длительному ожиданию. Дейрдре, в своем девичьем обличье, подошла к столу, держа в каждой руке по стаканчику кофе, и с радушной улыбкой предложила их вновь прибывшим.

Я насчитал на навесной галерее с полдюжины безъязыких охранников Никодимуса, а Джордан, оруженосец, уже приведший себя в порядок, ждал нас на дальнем ее конце. Он был вооружен, но держал оружие в кобуре.

– Привет, Джордан! – сказал я. – А козы зачем?

Он наградил меня внимательным взглядом и ничего не ответил.

– Мне не нравится, когда пушки торчат сверху, снизу и вообще отовсюду, – сообщила Кэррин. – Полная задница.

– Ага. – Я повернулся к Джордану. – Иди скажи своему боссу, что мы спустимся к нему, как только его лакеи свалят отсюда и найдут себе другое занятие.

Джордан выглядел так, словно замечание его обидело.

– Твое мнение меня не колышет, Джордан, – продолжил я. – Иди передай боссу мои слова, или я ухожу. Сам будешь объяснять, почему прохлопал ценный объект.

Джордан стиснул зубы, но, повернувшись на одном каблуке, спустился по старой металлической лестнице и подошел к Никодимусу, что-то написал в маленьком блокноте и передал боссу.

Никодимус посмотрел на меня и улыбнулся. Потом отдал блокнот Джордану, кивнул и что-то сказал.

Джордан поджал губы и трижды пронзительно свистнул, чем немедленно привлек внимание охранников. Затем он повертел пальцем над головой, и все они сошли со своих мест, чтобы присоединиться к нему. После этого охранники направились к выходу, в дальний конец строения.

Пока они уходили, Эшер и Вязальщик повернулись и оценивающе глядели на меня, первая – заинтересованно, со сверкающими глазами, второй же – с небезосновательной опаской. Как только охранники скрылись из виду, я стал спускаться по лестнице. Кэррин следовала за мной, держась чуть сбоку.

– Вы стали слишком подозрительным, мистер Дрезден, – сказал Никодимус при моем приближении.

– Нельзя быть слишком подозрительным к таким, как вы, Никки, – ответил я.

Я знал, что Никодимус не любил фамильярного обращения и своего уменьшительного имени. Раздражение мелькнуло на его лице и тут