Шрифт:
Закладка:
– Хватит придуриваться, – покачала головой мать, – ты уже большой. Пока не начались занятия в школе, вы с сестрой будете в доме одни. Никому не открывайте дверь…
– Понятно, – перебил я. – Мы никому не откроем дверь, и серый волк не проберется в наш хорошо укрепленный дом…
– Все веселишься, – мать улыбнулась мне и вышла.
И сразу же заглянула обратно.
– Смотри у меня, – сказала она.
Мать погрозила мне кулаком, а потом спросила:
– Ты мое кольцо серебряное не видел?
– Не-а, – ответил я. – Катька, наверное, стащила.
– Не, я у нее уже спрашивала, – сказала матушка. – Это плохая примета.
– Предчувствиям не верю и примет я не боюсь, – важно сказал я.
– Ты меня удивляешь, – матушка заинтересованно посмотрела на меня. – С каких это пор ты стал любить стихи?
– Развиваюсь помаленьку, – ответил я. – Расту потихоньку.
– Ну-ну, – мать показала мне язык и вышла из комнаты окончательно.
Я еще немного повалялся на кровати и посмотрел в потолок и в противоположную стену. Плакат с волком тоже смотрел на меня. Я хотел было его снять и передумал. Наверное, этот плакат повесил тот самый Горох, и мне не хотелось его снимать самому. Пусть висит. А я понаблюдаю за соседкой.
Я взял стул, придвинул его к подоконнику и стал смотреть из-под жалюзи на улицу. Не знаю, что я хотел там увидеть: как из трубы вылетит на метле косматая бабка или, наоборот, как она туда влетит…
Но я ничего так и не увидел. Постепенно стемнело, и соседний дом растворился в сумерках, мне надоело наблюдать, и я спустился к ужину. Но ужин уже закончился, и в столовой обнаружилась лишь Катька, она ковырялась ложкой в банке с мороженым, вся перемазалась. Когда появился я, Катька насторожилась, но у меня сейчас не было настроения ее пугать. Я слопал банан и отправился спать.
Мне не спалось, меня мучило беспокойство и какое-то ожидание, какое-то предчувствие, что ли. Это предчувствие было так сильно, что я даже взял с собой в постель укороченную бейсбольную биту и пристроил ее так, чтобы она при случае оказалась под рукой. А бейсбольная бита – вещь что надо, с ней можно в случае чего продержаться до прихода основных сил. Я продел правую руку в специальную петлю на рукоятке и попытался уснуть.
Проснулся я от крика. Из комнаты Катьки раздавался высокий дикий визг, будто там работал плохо смазанный и разболтанный сверлильный станок. Я выскочил из кровати, перехватил биту и выбежал в коридор. В коридоре уже горел свет, из своей комнаты выбралась мать и сонно осматривалась, не понимая, что происходит. Расстояние до Катькиной двери было совсем небольшое, метра два, я преодолел его в один скачок. Толкнул дверь.
Закрыто.
Из-за двери снова послышался визг.
– Открой! – крикнул я. – Дверь открывай!
Но Катька или не слышала меня, или не могла слышать.
Я примерился к двери. Слишком толстая, надежно сделано, то ли бук, то ли сосна. Надо…
– Отойди! – мать отшвырнула меня в сторону. – Катерина! Открой дверь!
Катька ответила новым воплем.
Матушка разбежалась и врезалась плечом в дверь. Дверь даже не хрустнула, хрустнуло у матери плечо. Мать ойкнула.
Пришло время действовать мне. Я напустил на себя серьезный вид и сказал:
– Ну-ка, быстро, в сторону!
Мать послушно отступила. Я примерился битой к дверной ручке, размахнулся и со всех сил ударил по большому никелированному шарику.
Мой расчет оправдался – бывший хозяин не пожалел денег на хорошие двери, но, как это водится, сэкономил на замках. Замок оказался китайский и дешевый – вылетел с первого удара. Я пнул дверь и ворвался внутрь.
Катька каталась по полу и вопила. Мимо меня проскочила мать и сразу же стала осматривать Катьку на предмет повреждений.
Я огляделся. Комната как комната. Окно закрыто, Катька его вообще не открывала. Тем временем Катька перестала выть и предъявила нам на обозрение ногу. По ноге шла длинная тонкая царапина, от коленки и наискосок почти до самой пятки. Судя по всему, царапина была довольно глубокой – кровь текла сильно, но лужи на полу пока не образовалось.
– Что случилось? – спросила мать.
Катька не ответила.
– Что тут случилось? – мать уже почти крикнула.
– К-к-ко-ко… – заикалась Катька.
– Что? – не поняла матушка.
– Ко-ко-ко… – снова пропела Катька.
– Не понимаю… – мать пожала плечами.
– Все очень просто, – объяснил я. – Она хочет сказать, что сюда залетела ко-ко-корова-вампир…
– Прекрати! – рявкнула на меня мать. – Ничего смешного тут нет! А ты не икай, говори нормально!
Мать встряхнула Катьку так, что у той зубы щелкнули. Однако это подействовало, Катька сразу же замолчала, только хныкала и терла ногу.
– А теперь говори, – приказала мать. – Безо всяких ко-ко-ко! Расскажи все по порядку.
Она достала из кармана халата носовой платок и приложила его к Катькиной ноге.
– Она пришла… – прошептала Катька. – Я спала, а когда проснулась, она была уже здесь!
– Кто она? – спросила мама.
– Кошка! – ответила Катька. – Белая кошка, рот у нее красный. Она прыгнула и оцарапала…
Я вдруг почувствовал, как под коленками у меня что-то дрогнуло, и я покрепче взялся за свою биту. Но взялся незаметно, чтобы мать не увидела.
Матушка еще раз осмотрела комнату.
– Тут нет никакой кошки, – сказала она. – И не было. Ты же знаешь, Кать, у меня на кошек аллергия. Если бы тут была кошка, я бы уже вовсю чихала.
– Она выпрыгнула… она выпрыгнула в окно…
– Катерина, – улыбнулась мать. – Окно закрыто.
Катька вытерла глаза и уставилась на окно.
– Тебе приснился страшный сон, – мать погладила Катьку по голове. – Кошмар, вот и все…
– Она была здесь, – Катька стала оглядывать комнату. – Она куда-то убежала…
– Она тебе приснилась, вот и все, – сказала матушка. – Никакой кошки тут нет.
– Она была… – уже неуверенно проговорила Катька. – Она была, она же меня оцарапала…
– Это всего лишь дурной сон, – мать погладила Катьку по голове. – А теперь давай прижгем твою царапину йодом.
– Не надо йодом! – захныкала Катька. – Давайте перекисью водорода!
Я подошел к окну. Подергал раму. Окно было плотно закрыто.
– Перекисью! – верещала Катька.
Мне уже нечего было тут делать, и я отправился к себе.
Больше я так и не смог уснуть. Луна устроилась прямо напротив моего окна и упорно светила в комнату, отчего глаза на плакате с волком горели огнем. Страшно.
Страхи живут в каждом: и в детях, и во взрослых. Я знал одного парня, который до семнадцати лет брал с собой в кровать пластиковую бутылку, чтобы писать в нее в случае, если ночью захочется. Он посмотрел