— Ни тебя, — печально, но равнодушно вздохнул Макалаурэ, нежно лаская струны. — Но, возможно, так было бы лучше для всех. Я бы просто скитался где-нибудь, не называя своего имени, зарабатывая на скудную еду никому не интересными песнями.

— Ладно, — ловкие руки эльфийки взялись за стопку бумаги и свитки, — я поняла, что придётся всё делать самой.

— Ты потрясающе мудра, любовь моя, — голос менестреля стал бархатным. — Я придумал, как рассказать нашей будущей малышке о войне и о мемориале. Послушай. Отвлекись от моих государственных дел и просто побудь поклонницей песен своего мужа. Для меня это намного важнее и приятнее.

Не в силах спорить, Эльфандис просияла и отложила записи.

— Здесь была прекрасная долина, — зазвучали сначала только слова без музыки. — Здесь сады весною расцветали,

Осенью от яблок ветки гнулись…

А теперь торчат лишь головешки.

Здесь на площадях фонтаны били,

Средь цветов, смеясь, играли дети,

О любимых девушки вздыхали…

А теперь чернеет пепелище.

Низкий звук самых толстых струн загудел тихо, угрожающе, словно подземный рокот или приближвющийся топот вражеского войска.

— Здесь резного мрамора ступени,

Мостовые, как узор цветочный,

Словно шёлковый ковёр, газоны…

Были. А теперь лишь нечистоты.

Здесь стояла крепость, словно в сказке,

Как живые, статуи на стенах,

Стройные колонны между арок…

А теперь здесь только горы щебня.

Музыка заиграла громче, пронзительно застонали тонкие струны.

— Здесь лавиной орки наступали,

И сражались верные бесстрашно,

В битву шли под красно-звёздным флагом…

И теперь здесь братские могилы.

Здесь на склонах рощи зеленели,

Здесь со скал срывались водопады,

Здесь была Поющая Долина…

А теперь она — Дыра Маглора!

Рокотом и воем оборвалась мелодия, последний аккорд прозвучал насмешливо.

— Будет очень сложно объяснить ребёнку, что жить в «пробоине» не позорно, — скривилась Эльфандис, придумывая, как правильнее похвалить песню: словами или ласками. Живот пока ещё ничему не мешает.

— Позорно — подчиняться такому владыке, как Моргот, Манвэ или Нолофинвэ. И Тингол, пожалуй, тоже. А если не нравится родная земля, всегда можно переехать.

— А в другую Арду переехать можно?

— Наверное. Но я бы пробовать не стал.

Макалаурэ вдруг замолчал, посмотрел в окно, потом на арфу.

— Знаешь, любимая, — сказал он то ли инструменту, то ли жене, — я давно не брал в руки Меч Песнопевец, давно не тренировался, и это плохо, но… Я не хочу вспомнить, как это — проливать кровь врагов, не хочу ощутить эту сладость убийства, которая меня пугает до дрожи. Я хочу навсегда забыть, что умею отнимать жизнь, и что мне это не претит. Но ведь это невозможно, правда? Моргот может напасть, и я снова стану полководцем.

— Хочешь, чтобы и это я делала за тебя, да? — Эльфандис расхохоталась.

— Какая ты мудрая! — засмеялся Макалаурэ, садясь на постель рядом с женой и прислоняясь ухом к выпуклому, идеально круглому животу. — Кстати, я краем глаза заметил в одном из документов, что Дортонион хочет поставлять нам больше чего-то ценного. Ты ведь согласилась? Я это уже подписал?

Королева сделала очень загадочное лицо, разложила перед собой на шёлковом белье бумаги.

— Твоя песня, — сказала она, — прекрасна, как всегда. Нет, даже не так. Она — лучшее, что я слышала в жизни. Сочини ещё что-нибудь, пожалуйста. Прямо сейчас.

Примечание к части Оригинал песни про флаг — "Андреевский флаг" Вики Цыгановой

Ты — Нолдо, тебя не жалко

Причал достроили, и он стал поистине огромным. Город-порт жил и пел, здесь уже ничто не напоминало о живших когда-то Нолдор. Внезапно обрушившаяся на Невраст осень сделала серое побережье моря пятнистым, добавив жёлтого и оранжевого. Хоть какой-то цвет.

Линдиэль помнила, как ныряла со скалы, с каким чувством прыгала, задерживала дыхание, как боролась со всесильной стихией, как подняла голову над холодной водой…

Тянуло ли так сделать теперь? Нет. В душе разрасталась пустота. Понимание, что нет желания испытывать эмоции, пытаться их вызвать, удручало. Возможно, если бы рядом был Астальдо…

— Нас, наверное, уже заждались, — голос Арастура заставил вздрогнуть.

Конечно, заждались. Но так не хотелось идти на семейный совет, собранный в этот раз во дворце, переданном отцом праправнуку. Уже и малыш Эрестор вырос, заслужил чем-то особое почтение. А чего добилась Линдиэль?

И для чего на самом деле приехал Арастур? Как он представляет себе встречу с Каленовэ? Или это очередная попытка договориться о браке? Ну уж нет!

Вопросов становилось всё больше, появилось безумное желание столкнуть охотника с обрыва. Он, конечно, выплывет, но наблюдать, наверное, будет весело. Хотя, вряд ли…

Закутавшись в тёплый оссириандский плащ, словно уже наступила зима, Линдиэль поплелась в сторону белых башен, крыши которых переливались перламутром. Позади осталось море и корабль вдали. Белоснежный парус сиял звездой или крыльями морской чайки, можно было бы залюбоваться, если бы не всепоглощающая пустота и ноющая боль в душе. Всё бессмысленно. Всё бесполезно.

— Уверен, вопрос разрешится наилучшим образом, — снова попытался подбодрить эльфийку брат оссириандского вождя.

— Конечно, — кивнула Линдиэль и подумала:

«Для всех, кроме меня».

Из ближайшего окна весело помахала одна из старших сестёр — давно не только мать, но и бабушка. Против воли вспомнилось, как собирались замуж трусиха Галенлиндэ и дурочка Толлунэль, стало невыносимо гадко на сердце.

Может быть, правда выйти за Арастура и прогнать из Оссирианда Оэруиль с её порождением? С другой стороны, зачем вообще нужен этот мрачный лес с его странными законами, не признающий перемен и даже новую расу? Мир меняется, нельзя вечно жить прошлым.

Линдиэль подумала, что и без неё Край Семи Рек так или иначе принадлежит семье лорда Новэ, а значит, лично ей нет никакого смысла держаться за бесполезный титул и дружбу с Лайквэнди. Лучше славить Вала Улмо дома, в кругу тех, кто делает это искренне, чем слушать бесконечные лживые почитания Владыки Вод от эльфов, стремящихся обмануть одного из Творцов Арды ласковыми словами и мнимым