– Так говоришь, словно бывала у них дома… – шепчет мама настороженно.

– Да, бывала. Врать не стану. И если бы вы…

Договорить не удается, потому как бабушкин вой заставляет вздрогнуть и замолчать. Мама убито прикрывает глаза. А папа с криком снова бросается в бой.

– Я от тебя… – срывается на хрип. – Такого я от тебя не ожидал!

– Мы тебе доверяли! – вторит ему бабушка.

– Боже, Боже мой… Что же это будет? – включается в общую истерику мама. – Мы за тебя так волнуемся! Думали, что удалось уберечь от семьи Усмановых, так тут эта напасть… Горе! Ужас, в который я не хочу верить! Боже, я просто не хочу в это верить! И ты говоришь, что любишь этого Нечаева? Любишь?! Да что ты знаешь о любви, дочь?!

Вот так вот в один миг меня не просто не поняли… Все мои чувства обесценили! Унизили самые близкие люди, выставив меня маленькой и глупой.

– Это ты не знаешь, мама! – кричу в отчаянии. – Ты не знаешь, какой он! Ян добрый, заботливый, самоотверженный, преданный и очень сильный. Он герой! Таких, как он, больше нет! Он лучше всех!

– Да ты с ума сошла, – шелестит мама, качая головой. – Ты же не знаешь главного… Ты не знаешь ничего!

– Ян…

– Не смей говорить об этом подонке! – горланит оправившийся от шока папа. Я же вздрагиваю, словно от пощечины. – Не смей даже имя его произносить!

– Хватит, – выталкиваю я, понимая, что больше не могу терпеть эту боль. Нет сил бороться. – Я… Я ухожу!

Дай Бог, чтобы Ян еще не уехал… Конечно, он ждет! Уверена, что не бросит.

– Юнька… – стонет бабушка. – Что ты творишь?

– Не хочу слушать всю эту грязь! Не хочу находиться в месте, где меня не понимают! В месте, где с моими чувствами не считаются!

– Да-да, – язвительно высекает папа. – Погори! Фильмов насмотрелась? Так я тебя разочарую, Ангел. В жизни все иначе. Быстро в свою комнату, пока я тебя… – предложение не заканчивает, такая злость у него на языке сочится, что с шипением все просто обрывается. – В понедельник поедем в университет. Узнаем насчет перевода. Будешь доучиваться в Полтаве у тети Тани!

– Алексей… – выдыхает мама, в то время как я от негодования едва дышу.

– Я все решил! Нечего ей ошиваться рядом с этими ублюдками! Не один, так второй… Тьфу! Никому не позволю испоганить жизнь моей дочери!

Сжимая челюсти, смотрю на папу, не замечая того, как слезы переполняют глаза и скатываются по щекам.

Не знаю, чего больше внутри. Обиды? Или злости? Ведь он не воспринимает ни одно мое слово всерьез! Надо мной насмехаются??? Как же это больно!

– Сосредоточишься на учебе, Юния, – продолжает папа тем самым директорским тоном. – Без всяких там женихов, поняла меня? Тебе нужно думать о будущем! Потому что сломать себе жизнь можно в один момент. А после… Все!

Я больше ничего не говорю. Какой смысл? Просто разворачиваюсь и выхожу из квартиры.

– Юния!

Мама бежит следом. Слышу ее окрики на лестнице, а десяток секунд спустя и у подъезда.

– Юния! Послушай… Послушай же! Ты не знаешь главного! До-о-очь!

Такого еще не было, чтобы она, наплевав на то, что подумают люди, выражала такое отчаяние.

Мне ее очень-очень жаль, потому что я слышу ее боль.

Но…

Мне ведь тоже больно! Почему никто не слышит меня?!

Просто не хочу их видеть! Сейчас не хочу!

– Ю-ни-я-я!!!

Заворачиваю за дом и буквально врезаюсь в Яна.

– Что случилось? Ты в порядке? – хрипит он встревоженно.

– Я-я-ян… Поехали отсюда скорее!

Он реагирует молниеносно и именно так, как я рассчитываю. Проводит меня к машине и помогает забраться в салон. Захлопнув дверь, обегает капот и занимает водительское место.

Охаю, когда в свете фар возникает моя растрепанная мама. Прижимаю ладонь ко рту, когда она с криками бросается вперед. Но Ян резко сдает назад и стремительно выкручивает руль.

Поворачивая голову, вижу папу… В растянутых трениках и в комнатных тапках.

– Ю-ни-я!!!

Ян срывает машину с места и увозит нас далеко-далеко, но этот последний надрывной крик еще долго звучит в моих ушах. Из-за него же ноет и распадается на частички сердце.

Однако… Желания возвращаться не возникает.

Горестно плачу, пока Ян несется по темной трассе. Он сжимает мою руку, подносит к лицу, без каких-либо слов ласково целует каждый палец.

– Куда мы? – сиплю в какой-то момент. – Не хочу никого видеть… Не хочу, чтобы нас нашли…

– Не найдут.

61

Хочу с тобой засыпать и просыпаться…

© Юния Филатова

Ночью в лесу должно быть жутко. Но я не ощущаю страха. С Яном ничего не боюсь. Спокойно выбираюсь из машины, когда он открывает дверь и подает мне руку. Уверенно шагаю за ним в дом.

Вспышка света в прихожей. Морщимся и часто моргаем. Ненадолго задерживаем зрительный контакт. Ян сжимает мою ладонь, а я в ответ – его. В сторону спальни шагаем в темноте. И даже там электричество не используем.

– Холодно. Посиди, пока я разожгу огонь, – рубит отрывисто и глухо, усаживая меня на кровать.

Медлит. Потирает ладони о бедра. О чем-то в растерянности думает. Я сама сообразить не могу, пока Ян не накрывает мои плечи поверх куртки пледом. Стягивая шерстяную ткань на моей груди, снова замирает. Я наклоняюсь и целую костяшки его руки. Перехватываю плед, чтобы он мог отойти к камину.

Следующие три-пять минут наблюдаю за тем, как Ян укладывает поленья и разжигает огонь.

Мы не разговаривали о произошедшем. Вероятно, оба в каком-то шоке пребываем. Мыслей кружится много, но сформировать что-нибудь конкретное не получается.

Откуда они узнали про Яна? Почему до сих пор так ненавидят всю его семью? Как могли так резко переменить отношение к Святу? Почему не слышат меня? Разве не видят, что разрушают своим отношением? Разрывают на части!

Мне так больно. И за Яна. И за Свята. И за себя.

По мере того, как разгорается пламя и по промерзшему помещению распространяется тепло, глыба