До окончания рабочего дня он возил Букаеву по народным судам города. Когда Марина надолго пропадала, он под звуки модных мелодий, ласково гладил руль, в который раз протирал то блестящую панель, то наружные стекла, то фары. А при езде получал истинное наслаждение.

Вечером поехали за город в селение Урус-Мартан, к родственникам Букаевой. Возвращались поздно. По незагруженной, сухой по морозу дороге Арзо прилично разогнался, и при ярком свете дальних фар и громко звучащей музыки воскликнул:

– Отличная у тебя машина!

– Теперь она больше твоя, чем моя, – не глядя в сторону водителя, постановила юрист.

Самбиев в ответ промолчал, только не без удовольствия почувствовал, что с каждым поворотом руля, он все больше и больше восхищается ездой, машиной, сладостно притягивается к ней, и… не только к ней.

Неодушевленная машина его чувств не воспринимала, и тогда Арзо, припарковав машину, в темном гараже бросился с ласками к Марине.

– Нет, нет, – прятала она лицо, – ты так обманул меня, ты бросил меня, ты мучаешь меня, я не вынесу этого, – тут ее рот стал занят другим и, освободившись: – Как я истосковалась по тебе! Ты так больше не поступишь?… Хоть ворота запри.

То же самое было в подъезде, и на просьбу вконец возбужденного Арзо зайти хоть на минуту в квартиру Россошанских, Марина категорически отказала, пообещав позвонить.

Более часа ждал Арзо ее звонка, не вытерпев, позвонил сам и узнал, что Марина спит. А Самбиев, напротив, потерял покой, под утро забывшись, все равно ему грезилась езда на машине.

На следующий день все повторилось, только под конец Марина согласилась зайти на стакан чая. Прямо в коридоре Россошанских проявилась несдержанность Арзо.

– Нет, нет, только не это, только не так, – испуганно, изо всех сил сопротивлялась Букаева.

– Мне надоели эти школьные поцелуи, – задыхался в страсти Арзо.

– Потерпи, потерпи дорогой. Я люблю тебя. Я ведь достойная дочь почтенных родителей. Вот узаконим все, и тогда… – она с силой прижала его. – Когда?… Когда ты хочешь? – и не услышав вразумительный ответ, продолжила. – Может, этой весной?

– Ага, – промычал Арзо, сразу отпрянул: то ли действительно остудился, то ли одумался, то ли решил подождать.

И на следующий день все шло тем же чередом. К девяти часам Самбиев медленно подъехал на выдраенной до блеска машине к зданию Совета Министров, степенно вышел из машины и, горделиво играя ключами, важно направился в здание. После обеда он снова ездил с Мариной, и только к вечеру жалобно сказал, что желательно бы пораньше поставить машину в гараж, ибо он должен поехать в Ники-Хита перед отлетом в Москву, а последний рейсовый автобус отходит через час.

– Какой автобус? – возмутилась Марина. – Забудь об общественном транспорте, эта машина полностью в твоем распоряжении, езди куда хочешь, когда хочешь.

Сбылась давнишняя потаенная мечта Самбиева: на новенькой машине прибыл он в родное село. И не беда, что машина еще не окончательно его, это – вопрос времени, он, можно сказать, решен. Плохо, что поздновато, в селе рано ложатся спать, и никто не видит его радости, его успеха.

Заехал во двор Самбиев, а Кемса удивляется, гладит машину. Сын на вопрос «откуда машина» важно молчит, рассказывает озабоченно, что в Москву на свадьбу приглашен, что без него бракосочетание не состоится, и что не ехать нельзя, и дел в Грозном невпроворот. И только до отвалу материнской еды наевшись, от блаженной истомы расслабившись, рассказывает он матери о машине, полезая с зевотой в постель.

– Арзо, – стала над ним мать. – Лучше на осле ездить, да на своем, чем на такой машине. До рассвета вставай и затемно убирайся с машиной, чтоб никто не видел этого позора… А вот это кольцо подаришь невесте Мити. Оно на вид невзрачно, но ценно, старинной работы. Это от твоего отца осталось… Больше подарить нечего, а без подарка нельзя.

Даже в городе было темно, когда Арзо подъехал к гаражу Букаевых. Он тщательно вымыл машину, напоследок осмотрел, убедился, что она чиста и без вмятин, и пожалел, что вот также нельзя смыть с себя грязь, сгладить, еще еле заметные по молодости, морщины.

Он разорвал доверенность, бросил ключи и техпаспорт в почтовый ящик Букаевых, избегая с Мариной общения, в тот же вечер вылетел в Москву.

У трапа его встречали Дмитрий и широкогрудый, невысокий полковник.

– Отец Маши, военный атташе в Ираке, – официально представил военного Россошанский и только после этого с улыбкой обнял друга.

В субботу перед поездкой в ЗАГС, где на Самбиева возлагалась ответственная миссия – свидетеля жениха, он познакомился с Машей, девушкой на первый взгляд маленькой, щупленькой, но при общении очень милой, обаятельной.

Молодоженам вручали подарки. Подарки были объемными, красивыми, значимыми. И тут решился выделиться Арзо: с таким видом, будто дарит миллион, вручил Маше еле видимое издалека кольцо. В зале начались вопросы, потом смешки, которые наверняка не относились к подарку, ибо все уже изрядно подвыпили, однако Арзо растерялся, попытался рассказать, что это кольцо старинной работы, память его отца и прочее. В конце концов сам запутался, смутился, и только вмешавшаяся Лариса Валерьевна умело изложила ценность подарка, хотя в первый раз кольцо видела, кинула в зал шутливую реплику и пригласила всех танцевать.

Не в воскресенье, а в понедельник вечером супруги Россошанские и Арзо вылетали в Грозный. Их провожал Дмитрий. В аэропорту два друга впервые уединились в невзрачном кафе.

– Когда в Грозный прилетишь? – интересовался Арзо.

– Наверное, летом, в отпуск… Ты за родителями посматривай, отец сильно сдал. И на пенсию не выходит.

– Говорит, что тебе объединение передаст.

– Мне еще четыре года по контракту пахать. Так что не скоро… Скучаю я по Грозному, ой как скучаю. Во сне вижу… А ты, случайно, Вику не встречал?

– Ты мне это брось! – возмутился Арзо. – Сдалась тебе эта шлюха?!

– Да я так, просто…

– Просто не бывает. Теперь, слава Богу, женат, и мне кажется, вы ждете ребенка.

– Да, – расплылся в улыбке Дмитрий. – Родители так рады… Кумом будешь?

– Конечно, буду! – выпятил грудь Арзо.

– А вам можно?

– Можно, – перебил друга Самбиев, – доброе дело – всегда можно и нужно, и не должно быть в этом преград.

Часть IIIб

* * *

По истечении всего двух месяцев работы Арзо Самбиев полу-чил выговор «за систематические прогулы»; это отразилось на его и без того небольшой