целился бы в седоков. Он с детства любил лошадей. Но когда речь шла о его собственной жизни, сентиментальность отходила на второй план. Кикаха знал, что смерть в конце концов находит каждого человека, но ему хотелось отложить эту встречу на максимально возможный срок.

Целясь в коней, он довольно быстро уложил двух животных. Они тяжело упали на бок, придавив телами седоков. Но рыцарь неудержимо приближался. Он опустил копье, нацелив острие в живот Кикахе. И тогда стрела вонзилась в шею коня. Животное упало на голову, задние ноги задрались выше крупа. Всадник вылетел из седла. Даже в воздухе он продолжал сжимать копье. Рыцарь выпустил его только перед самым падением. Тело сложилось, как огромный черный эмбрион; от удара о каменную плиту конический шлем треснул, отскочил в сторону и со звоном покатился по улице. Воин проехал на боку несколько ярдов; перевязь мантии лопнула, и накидка осталась чернеть позади, как тень, оторвавшаяся от тела.

Несмотря на падение и тяжелые латы, рыцарь вскочил на ноги и вытащил меч из ножен. Он открыл рот, чтобы позвать на помощь тех, кто мог его услышать. Но стрела прошла между зубами и впилась в мозг. Он выронил меч и упал на спину.

Взглянув на мертвого коня, Кикаха увидел серебристую шкатулку, привязанную к седлу. Она оказалась закрытой. Ключ, вероятно, находился в нательной одежде рыцаря, но на его поиски не оставалось времени.

Итак, он имел трех мертвых коней, одного убитого рыцаря и, возможно, еще парочку трупов. Стычка прошла сравнительно тихо. Во всяком случае, никто пока тревоги не поднимал.

Однако груду тел на дороге могли заметить с верхних улиц. Решив не искушать судьбу, Кикаха перебросил лук и колчан через ограждение, а затем и сам последовал за ними. Не прошло и шестидесяти секунд, как он уже стоял на третьем уровне и стучал в толстые ставни дома Клататол. Условный пароль состоял из трех ударов, пятисекундной паузы, повторных двух ударов, четырехсекундной паузы и завершающего удара. В другой руке Кикаха сжимал нож.

Как он ни прислушивался, ответа не последовало. Вспомнив еще одно воровское правило, Кикаха выдержал паузу, сосчитал до шестидесяти и еще раз отстучал условный код. И тут на верхней улице послышался стук копыт, а чуть позже тишину разорвали встревоженные голоса. Раздались крики, затрубил сигнальный рог. Вверху и на основной нижней улице замелькали факелы. Где-то в стороне забили боевые барабаны.

Внезапно ставни распахнулись. Едва не получив удар в лицо, Кикаха быстро пригнулся. В комнате было темно, но он уловил неясные очертания женского лица и голого тела. От женщины исходил запах чеснока, жареной рыбы и подгнившего сыра, столь любимого всеми тишкветмоаками. Кикахе никогда не удавалось примирить красоту выделанного жадеита с этим зловонием, исходившим от людей. А во время первого визита к Клататол он вообще оконфузился. Но он просто ничего не мог с собой поделать — ассоциации иногда вызывают очень нежелательный результат.

Теперь же этот запах говорил ему о Клататол, прекрасной и одновременно отвратительной, как ее сыр. Или лучше сказать, как ее похабный язык. Судя по всему, темперамент воровки по-прежнему оставался горячим, как исландский гейзер.

— Шш-ш! — шепнул Кикаха. — Нас могут услышать соседи!

Клататол извергла еще одну скотологическую и богохульную серию проклятий.

Кикаха зажал ей рот рукой, откинул голову женщины назад и напомнил, что без труда может сломать ей пару позвонков. Оттолкнув Клататол в глубь комнаты, он влез в окно, прикрыл ставни, а затем повернулся к своей хозяйке и помог ей встать на ноги. Женщина молча достала масляную лампу и зажгла ее. При слабом мерцающем свете она приблизилась, покачивая бедрами, прильнула к Кикахе, обвила его руками и начала целовать в лицо, шею и грудь. Слезы стекали по ее щекам, и она сквозь рыдания шептала нежные слова.

Кикаха тоже целовал ее в ответ, стараясь не замечать тяжелого дыхания, в котором смешались запахи чеснока, перегара и гнилого червивого сыра.

— Ты одна? — тихо спросил он.

— Разве я не поклялась, что буду хранить тебе верность? — удивилась она.

— Да, но я о таком и мечтать не мог. Это была твоя идея. Тем более, мы оба знаем, что ты не прожила бы без мужчины и недели.

Она рассмеялась и повела его в заднюю комнату. Помещение, похожее на куб, с потолком в форме купола, служило ей спальней и рабочим кабинетом. Здесь она планировала свои контрабандные операции и распределяла товар. Мебель почти отсутствовала, а предметом первой необходимости являлась кровать, которая состояла из деревянного остова, кожаных натянутых ремней и наваленной на них кучи мехов и оленьих шкур. Кикаха лег на постель. Заметив, что он выглядит усталым и голодным, Клататол пошла на кухню. Он крикнул ей вслед, что его устроит сушеная говядина, хлеб и вода. Еще он попросил фруктов, если только они у нее есть. Одним словом, все, кроме сыра. Местный сыр он не переносил — ни запаха, ни его червей.

Набив рот, он попросил ее рассказать о вторжении. Клататол сидела на постели и кормила гостя из своих рук. Она хотела возобновить их любовную связь, прерванную несколько лет назад, но Кикаха охладил ее пыл, сказав, что в его положении люди обычно думают о собственной жизни, а не о любви.

Несмотря на прочие недостатки, Клататол отличалась практичностью и, возможно, поэтому согласилась немного повременить. Она встала, надела блузу, украшенную зелеными, черными и белыми перьями, затем накинула на себя розовый хлопчатобумажный плащ. Пополоскав рот вином, разбавленным десятью частями воды, она положила на язык кусочек благовоний, села рядом с Кикахой и начала рассказывать.

Клататол обитала на самом дне общества и имела доступ к тайным информационным каналам уголовного мира. Но даже она не могла рассказать того, что он хотел знать. Завоеватели появились как бы из ниоткуда и полились сплошным потоком из задних покоев храма Оллимамла. Они смели охрану, ворвались во дворец и захватили семью императора, подавив сопротивление телохранителей, а затем и сил гарнизона.

Захват Таланака спланировали и исполнили почти идеально. Пока второй предводитель, фон Свиндеберн, удерживал дворец и занимался преобразованием полиции и войск Таланака, фон Тарбет повел непрерывно возраставшее число захватчиков на штурм города.

— Все парализовано, — рассказывала Клататол. — Нападение оказалось абсолютно неожиданным. Эти белые воины в доспехах выливались потоком из храма Оллимамла… как будто их посылал сам Властитель. И у наших ратников просто опускались руки.

Горожан и полицию, которые пытались организовать сопротивление, безжалостно перебили. Остальное население