Шрифт:
Закладка:
Во-вторых, Авдеев, который, естественно, не знал ни одного иностранного языка, говоря о характере акцента, на котором якобы говорила Царица, сам же и выдает свое невежество. Дело в том, что замена русских звуков «в» и «г» на «ф» и «х» свойственна для немецкого акцента. Между тем Авдеев пишет, что Императрица говорила по-английски. Ясно, что Авдеев, который много раз слышал, что Государыня была «немкой», и может быть, имел представление о характере немецкого акцента, решил приписать этот акцент Царице.
В-третьих, Авдеев сознательно отводит в тень присутствие Императора, делая его безучастным наблюдателем сцены досмотра, хотя на самом деле все обстояло с точностью наоборот. При этом Авдеев преследует единственную цель в очередной раз изобразить Николая II ничтожным слабым человеком, находящимся под полным влиянием жены.
Наконец, наиболее курьезной нелепостью Авдеева представляется эпизод с фотоаппаратом и планом Екатеринбурга. Ясно, что этот план никогда не мог быть спрятан у Государыни по той простой причине, что ни она, ни кто-либо из Царской Семьи не знал, что их везут в Екатеринбург. Таким образом, этот план мог оказаться в саквояже Императрицы, только если бы Авдеев сам положил бы его туда, но так как понятно, что Авдеев до этого додуматься не мог, то весь эпизод с фотоаппаратом и планом является просто выдумкой комиссара.
Таким образом, Авдеев, который стремился в очередной раз опорочить Царя и Царицу, лишний раз подтвердил свою сущность — сущность негодяя.
Примечательно, что в дневнике Императрицы вышеприведенная Авдеевым версия обыска нашла отражение в одной-единственной фразе: «Новая охрана и офицер, и другие гражданские лица просмотрели весь наш багаж»{790}.
Царская Чета и Великая Княжна расположились в спальне, А. С. Демидова — в столовой, Е. С. Боткин, Т. И. Чемодуров и И. С. Седнев — в зале.
Великая Княжна Мария Николаевна писала 4/17 мая 1918 года З. С. Толстой: «Устроились пока хорошо. Домик маленький, но чистый, жаль, что в городе, потом сад совсем маленький. Когда приедут другие, не знаю, как мы устроимся, комнат не очень много. Я живу с Папой и Мамой в одной, где и проводим почти целый день»{791}.
Г. Б. Зайцев приводит отрывок еще одного письма, авторство которого он приписывает Великой Княжне Марии Николаевне, написанной из Ипатьевского дома Великой Княжне Ольге Николаевне в Тобольск: «Пишу тебе, сидя у Папы на койке. Мама еще лежит, т. к. очень устала и сердце… Спали мы втроем в белой уютной комнате с четырьмя большими окнами. Солнце светит так, как у нас в зале. Открыта форточка, и слышно чириканье птичек. Электр, конка. В общем тихо. Живем в нижнем этаже, кругом деревянный забор, только видим кресты на куполах церквей, стоящих на площади»{792}.
Г. Б. Зайцев находит в этом письме две неточности, которым не может дать объяснение. Первая относится к словам Великой Княжны об «электрической конке», то есть трамвае, тогда как трамвай был пущен в Екатеринбурге только в 1929 году Вторая неточность касается месторасположения комнат проживания Царской Семьи. Великая Княжна почему-то пишет о первом этаже, хотя общеизвестно, что Царская Семья жила на втором этаже.
Объяснить происхождение этих неточностей довольно сложно, так как Г. Б. Зайцев не дает сносок на цитируемые источники, а ни в «Русской Летописи», ни «В письмах святых Царственных мучеников из заточения» этого письма Великой Княжны Марии Николаевны нет.
Все же представляется, что недоразумение с этажами объяснить можно следующим образом: Великая Княжна могла считать этажи не по русской, а по западной традиции. А по ней русский первый этаж называется по-французски «rez-de-chaussée», тогда как русский второй этаж считается первым.
Между тем летом 2003 года фонд «Обретение», возглавляемый А. Н. Авдониным, опубликовал найденные, по словам Авдонина, неопубликованные письма Царской Семьи из Екатеринбурга в Тобольск. При этом А. Н. Авдонин пишет: «Недавно при любезной помощи С. В. Мироненко и О. В. Маринина удалось обнаружить в Государственном Архиве Российской Федерации (ГА РФ) до сих пор невостребованные исследователями три письма узников дома Ипатьева, адресованные Великой княжне Ольге Николаевне в Тобольск»{793}.
Однако цитирование в 1998 году данного письма Г. Б. Зайцевым входит в явное противоречие с утверждением А. Н. Авдонина, что опубликованные письма были недавно обнаружены в ГА РФ и до того не были «невостребованными исследователя-298 ми». Совершенно очевидно, что раз Зайцев цитировал письмо Марии Николаевны за пять лет до опубликования его Авдониным, то о существовании этого документа было известно уже давно.
Авдонин приводит несколько писем, в том числе и цитируемое выше, которое Г. Б. Зайцев выдает за письмо Великой Княжны Марии Николаевны. А. Н. Авдонин же утверждает, что это письмо коллективное, оно состояло из четырех частей и было написано «тремя узниками Дома Ипатьева — Романовыми»{794}. Письмо довольно необычное, ибо не имеет аналогов в переписке членов Царской Семьи. Обычно все свои письма члены Семьи писали и подписывали лично. Это же письмо почему-то начала писать Великая Княжна Мария Николаевна, подписала Государыня, продолжил Государь, а закончила опять-таки Великая Княжна Мария Николаевна. Скорее всего, это объясняется тем, что первая часть была написана Великой Княжной под диктовку Императрицы, которая по какой-либо причине не хотела или не могла писать сама. Таким образом, первую часть письма следует, безусловно, считать письмом Императрицы Александры Федоровны, а не Великой Княжны Марии Николаевны.
Как бы там ни было, ниже мы можем привести письмо Императрицы Александры Федоровны своей старшей дочери полностью: «Екатеринбург, 18/1 апр. 1918 г. Христос Воскресе! Мысленно три раза Тебя целую, Ольга моя дорогая, и поздравляю со светлым праздником. Надеюсь, праздник проведете тихо. Поздравь всех наших. Пишу Тебе, сидя у Папы на койке. Мама еще лежит, т. к. очень устала и сердце. Спали мы втроем в белой уютной комнате с четырьмя большими окнами. Солнце светит как у нас в зале. Открыта форточка, и слышно чириканье птичек, элект. конка, в общем тихо. Утром прошла манифестация: 1е мая. Слышали музыку. Живем в нижнем этаже, кругом деревянный забор, только видим кресты на куполах церквей, стоящих на площади. Нюта спит в столовой, а в большой гостиной Евг. Серг., Седнев и Чемодуров. Князя пока не пустили, не понимаю почему, очень за него обидно. Спят они на койках, кот. вчера принесли им и караулу. Владельцы дома — Ипатьевы. Горячо целую и благословляю + Тебя мою Душку любимую. Твоя старая Мама»{795}.
Это письмо, помимо бытовых деталей, интересно еще и тем, что Государыня в письме тоже указывает на дом как
