Странны открытые окна в квартирах. Это владельцы жилищ ушли на производство, перешли на казарменное положение и не возвращаются домой неделями. Старые развалины, к которым пригляделся глаз, не привлекают больше внимания пешеходов.

Ленинград в ноябре всегда мрачен. Стоят темные дни. В мирные времена в раннем освещении витрин, в разноцветном сиянии окон, в грохоте и гуле уличной сутолоки, в звоне бесчисленных трамваев и автомобилей ранние сумерки не были так заметны. Они во всяком случае были обыкновенны, как лондонские туманы. Сейчас эти туманные, холодные вечера по-особому значительны.

Если писать день за днем летопись города, то как будто ноябрь не очень отличается от октября, однообразная осень сменяет однообразное лето, и даже война не представляет особых трагических эффектов. На самом деле это не так. Как солдат на фронте из новичка делается ветераном, гордится рубцами и ранами, подвигами товарищей, втягивается в походную жизнь, – так втянулись жители Ленинграда в свою необыкновенную каждодневную работу. Повесть жизни каждого очень разнообразна. Когда-нибудь тысячи дневников лягут на стол историка, и тогда мы увидим, сколько замечательного было в незаметных биографиях простых русских людей.

Какое трогательное внимание друг к другу родилось в первую военную зиму среди мрака и холода. Оно осталось и сейчас. Профессор колет дрова за больную уборщицу и отдает ей продукты из своего пайка. Почтальон на вопрос «Что-то писем давно нет? Вы не теряете ли их?» испуганно отвечает: «Что вы, что вы! Да разве можно сейчас письма терять. Ведь пишет-то кто? С фронта пишут, родные наши, уехавшие наши пишут – мы ведь понимаем, какое это дело».

<…>

Будет и на нашей улице праздник! Вот он, этот весенний день зимой, малиновый звон невидимых колоколов, раскаты грозы в сумрачном небе. Победа под Сталинградом! В последний час! Что может быть радостнее этих сообщений. Город всколыхнулся, и незнакомые люди разговорились, как старые знакомые. «Немцев побили», – кричали школьники. «Немцев побили», – восклицали старики, перебивая друг друга. Многие плакали от радости у микрофонов.

«Они любили окружения, – говорили одни. – Вот оно на их голову!». «А пленных-то, пленных-то! – восклицали другие. – За пятьдесят тысяч перевалило». «Да куда их, нехристей, кормить еще такую ораву», – бормотала старушка. «Что ты, бабушка, понимаешь, – кричал внук. – Мы орудий у них больше тысячи забрали, а добычи-то: складов, машин – не сосчитать. Вот это да!». Ликование всеобщее и неудержимое охватило всех от мала до велика.

– Когда же мы, когда же мы начнем? – спрашивали бойцы друг у друга. – Сталин знает когда, не торопись. Он скажет и час, и место, когда дело до нас дойдет. Учись хорошенько, готовься, будь начеку, – и дождешься! – говорили нетерпеливым командиры.

Весь город живет только известиями со Сталинградского фронта. И, словно символ великих побед, вдруг над зимним городом вспыхнула многоцветная яркая радуга. Ее блестящие, светящиеся концы терялись на горизонте, но она стояла, как великолепные ворота в будущее. Радуга в зимний ноябрьский день в Ленинграде! Никто не помнит подобного. «Вот увидите, – говорят ленинградцы. – Это уже знак такой победы, какой никогда не было».

И действительно, радуга была непонятна и грандиозна. Она стояла над городом, а потом начал тускнеть один конец, как будто он удалился туда, в далекую степь, грохочущую разгромом немцев, встал над нашими полками и соединил, протянувшись над всей великой родиной, два города-бойца. Пусть ученые объяснят потом это удивительное явление. Народ же его объяснил так: пришло время нам пройти в ворота боевой славы. Будет и на нашей улице праздник!

Тихонов Николай. Ленинградский год. Л., 1943. С. 63–64, 69–70.

Глава седьмая

«…Операцию при телефонных переговорах и переписке именовать “Искра”…» (декабрь 1942 г.)

2 декабря 1942 г. Ставка Верховного Главнокомандования утвердила предложения Военного Совета Ленинградского фронта о подготовке совместной с Волховским фронтом наступательной операции с целью прорыва блокады Ленинграда. Координация действий обоих фронтов поручалась маршалу К. Е. Ворошилову, а готовность самой операции, которую Ставка приказала в телефонных переговорах и переписке именовать «Искра», была определена к 1 января 1943 г.[406]Директивой Ставки Верховного Главнокомандования от 8 декабря

1942 г. была поставлена задача «совместными усилиями Волховского и Ленинградского фронтов разгромить группировку противника в районе Липка, Гайтолово, Московская дубровка, Шлиссельбург и, таким образом, разбить осаду города Ленинграда, к исходу января 1943 г. операцию закончить»[407]. Директива была подписана И. В. Сталиным и Г. К. Жуковым, и, быть может, именно эти подписи стали одной из важных предпосылок успешного выполнения приказа Ставки «разбить осаду» Ленинграда.

На подготовку операции по прорыву блокады Ленинграда на этот раз был выделен почти месяц, и командование Волховского и Ленинградского фронтов имело возможность согласовать действия своих ударных группировок не только по карте, но и на местности. «В начале декабря 1942 нас, командиров дивизий, начальников штабов и командующих артиллерий собрали в Смольном, – вспоминал бывший командир 268-й стрелковой дивизии С. Н. Борщев. – Здесь под руководством командующего и начальника штаба фронта было отработано и согласовано все необходимое для наступательной операции по прорыву блокады. Завершающим этапом нашей подготовки в Смольном явилась командно-штабная игра на картах»[408]. Подготовка войсковых соединений к наступлению проходила на местности, где обстановка приближалась к условиям будущей операции. На Токсовском полигоне была создана полоса обороны, близкая к той, которую предстояло прорывать. Особое внимание уделялось обучению солдат стремительно преодолевать минные поля, проволочные заграждения, штурмовать долговременные огневые сооружения, вести бой в населенных пунктах и на лесисто-болотистой местности, наступать за огневым валом нашей артиллерии. Тщательно отрабатывались вопросы взаимодействия между пехотой, артиллерией, танками и авиацией[409].

В полосе прорыва войскам Ленинградского фронта противостояло до семи немецких пехотных дивизий, поддерживаемых довольно сильной артиллерийской группировкой. За полтора года противник построил на участке Усть – Тосно – Шлиссельбург мощные оборонительные рубежи, каждый из которых имел 2–3 линии траншей с большим количеством броневых огневых точек, дотов и дзотов с хорошо организованной системой огня и взаимодействия. В мощные узлы обороны были превращены Дубровская ГЭС и Шлиссельбург, находившиеся на флангах прорыва. Крутые обрывистые берега, плотно заминированные и сплошь окутанные в несколько рядов колючей проволокой, простреливаемые огнем всех видов оружия, представляли мощную оборону из брони, бетона и огня. Почти непреодолимой преградой была полноводная Нева, ширина которой в полосе прорыва достигала 600–800 м, а ее высокий левый берег, обороняемый немцами, постоянно поливался водой и был превращен в ледяную стену. Инженерные войска совместно с пехотой, артиллеристами и связистами искали пути и средства преодоления этой неприступной, по мнению немцев, обороны, создав на правом берегу Невы в