Я стояла у окна, кутаясь в пушистую шаль, а за серым кружевом деревьев уже сверкал алый рассвет. Золотистое сияние легло на покрытые инеем стволы нежной вуалью, вспыхнуло на снежных заметах разноцветными искрами. А солнце поднималось всё выше и выше, приветствуя рождение демиурга, благословляя природу и людей.

По ароматам, несущимся из кухни, я догадалась, что Тилли уже давно не спит. Как же все-таки приятно, когда о тебе заботятся… Мне будет непросто без всех, кто был со мной все это время.

Спустившись вниз, я с восхищением увидела на кухонном столе праздничный завтрак. Чего только здесь не было!

Золотистые хрустящие крендельки с расплавленным шоколадом, пончики в сахарной пудре, сливовый пудинг с бренди и, конечно же, пирог с цукатами.

Увидев меня, Тилли налила в две кружки ароматного какао и грустно произнесла:

— Давайте посидим вдвоем, пока все спят. Когда мы еще сможем это сделать…

— Вы моя семья, и мы всегда будем вместе, — я не хотела грустить в этот день. — Каждый из нас заслуживает счастья, Тилли. Мы можем быть счастливы отдельно друг от друга, но оставаться родными людьми.

Женщина все-таки расплакалась, а потом, вытерев глаза, обняла меня.

— С праздником зимнего счастья, леди Рене! Пусть этот год принесет нам только хорошее!

А я знала, что именно так и будет.

Вскоре на кухне собралась вся семья, и почта наполнилась смехом и громким голосами. Мы поздравляли друг друга, целовались по обычаю в обе щеки, а вдова Блумкин даже обнаружила скрытый талант. Она сыграла нам на концертине и спела праздничную песню, от которой Тилли стало плохо.

—Праздник, праздник, самый прекрасный в году!

Жена графа Примуса в храм пришла, песнопения послушать

И когда все подошло к концу, вокруг осмотрелась она — никуда я не иду!

Юного Сива Лотума заметила она:

«Его хочу я скушать!»

Ням, ням, ням в постели скушать!

Ням, ням, ням на чистых простынях!

Юного Сива Лотума ням, ням, ням!

Все хохотали, а бедная повариха не знала, куда деваться от смущения. Она бросилась к буфету, достала бутылку розового вина и сунула ее шелли Блумкин.

— На! С праздником тебя, сумасшедшая старуха!

— И тебя с праздником, целомудренная повариха! — старуха вытащила пробку зубами и, подняв бутылку, крикнула: — С праздником зимнего счастья!

Закончив весёлый праздничный завтрак, я приняла ванну. После чего мною занялись Тония с Фионой. Графиня приехала специально на одевание невесты, и я поразилась тому, как она посвежела. Щечки девушки округлились, на них появился красивый румянец, а глаза сияли мягким светом. Такие глаза бывают у счастливых женщин.

— Ты хорошо выглядишь, — сделала я ей комплимент. — Словно светишься изнутри!

— Я счастлива, — подтвердила мои мысли Фиона. — У меня чудесный муж, я жду ребенка, а еще учусь любить своих настоящих родителей. Они заботятся обо мне так, как никто не заботился! И да, меня перестало тошнить!

Мне было очень радостно всё это слышать. Фиона заслужила счастье и должна наслаждаться им в полной мере.

Приехал лорд Натолиани, чтобы сопроводить меня в храм. Как отец он должен вести невесту к алтарю. Темный лорд выглядел величественно в темном фраке, на который было накинуто строгое пальто. Он подарил мне шикарный букет белых роз и долго не выпускал из объятий, после чего поцеловал в лоб.

— Нам пора, любовь моя. Я должен передать тебя твоему мужу.

Кое-как забравшись в карету в тяжелом платье с длинным шлейфом, я бросила взгляд на почтовое отделение. Сюда мне предстоит вернуться уже в статусе замужней женщины.

Гериус ждал меня в храме вместе с остальными гостями. А все, кто был на почте ехали за мной на трех экипажах.

Если быть честной, небольшое волнение у меня все-таки появилось. Это случилось, когда отец помог мне спуститься на искрящийся снег. От меня до храма протянулась широкая дорожка, будто связывая с тем, кто сейчас находился в нем. Темный лорд положил мою руку себе на сгиб локтя и ласково похлопал по ней.

— Все хорошо, дитя. Мне выпало огромное счастье вести тебя к алтарю. Я и мечтать об этом не смел. Надеюсь, до того момента, как мне придется уйти на покой, я еще увижу своих внуков.

— Мы с мужем постараемся, — весело ответила я, чувствуя, как в душе снова воцаряется равновесие. — Это уж я точно могу тебе пообещать!

Когда огромные двери храма со скрипом отворились, все головы повернулись к нам. Но мои глаза были прикованы к Гериусу, стоящему у алтаря. Он тоже не сводил с меня взгляда, от которого по спине пробегали мурашки. В нем было все: страсть, нежность, любовь и еще что-то такое, от чего сладко сжималось сердце.

Отец подвел меня к лорду, вложил мою руку в его и сказал:

— Береги ее.

— До конца жизни, — ответил Гериус, сжимая мою ладонь. — Эта женщина моя навсегда.

Священник в белой сутане перевязал наши руки красной лентой и сказал:

— Любовь терпелива и милосердна, она без зависти и без гордыни. В любви нет зла, нет лжи. Она доверчива. Все переносит, все терпит. Любовь жертвенна. Мы собрались здесь в присутствии Высших сил, чтобы засвидетельствовать и благословить соединение этого мужчины и этой женщины в Святом Браке. Зои Натолиани, хотите ли вы, чтобы этот мужчина был вашим мужем? Будете ли ты верны ему в болезни и здравии? Оставив всех, прилепитесь ли к мужу своему?

— Да,