Шрифт:
Закладка:
Грант встал, оделся, морщась всякий раз, когда приходилось поднимать руку, спустился вниз и попросил Томми, чтобы тот взял его с собой. Томми страшно огорчила его временная инвалидность, но привело в восторг намерение Гранта составить ему компанию, и в это теплое весеннее утро им было так весело вдвоем, и Грант был так переполнен радостью, которую он всегда испытывал, собирая информацию, что, только когда они уже катили по окраинам Скоона, он вспомнил, что находится в машине. Что он заперт в машине.
Грант был необыкновенно доволен.
Они договорились встретиться за ланчем в «Каледониане», и Грант пошел искать библиотеку. Но не успел пройти несколько шагов, как новая мысль пришла ему в голову. «Летучий Шотландец», позвякивая на стыках, пришел в Скоон лишь несколько часов назад. Каждые двадцать четыре часа, изо дня в день, из года в год, «Летучий Шотландец» совершал свой ночной рейс и утром приходил в Скоон. А поскольку бригады проводников закреплялись за определенным поездом, только работали они в разные смены, существовала вероятность того, что один из тех, кто сегодня утром прибыл в Скоон на «Летучем Шотландце», был Мердо Галлахер.
Так что Грант вместо библиотеки пошел на станцию.
– Это вы дежурили, когда утром пришел лондонский почтовый? – спросил он носильщика.
– Нет, Лэчи, – ответил тот, растянул губы так, что они превратились в прямую линию, издал свист, который сделал бы честь любому паровозу, качнул головой, откинув ее назад на целый дюйм, призывая отошедшего коллегу, и вернулся к чтению страницы «Клэрион», посвященной скачкам.
Да, Лэчи на дежурстве был.
– Не можете ли вы сказать, был ли среди проводников спальных вагонов Мердо Галлахер?
Лэчи ответил, что да, Старая Кислятина был в поезде.
Не знает ли Лэчи, где Старую Кислятину можно найти сейчас?
Лэчи поднял глаза на станционные часы. Было чуть больше одиннадцати.
Да, Лэчи знает, где он может быть. Он наверняка сидит в Игл-баре и ждет, не поставит ли ему кто-нибудь выпить.
Так что Грант пошел к Игл-бару, находившемуся на задах станции, и обнаружил, что Лэчи был прав. Йогурт действительно сидел там, уставившись на свои полпинты. Грант заказал себе виски и увидел, как навострились уши Йогурта.
– Добрый день, – приветливо обратился Грант к нему. – Я неплохо порыбачил с тех пор, как мы виделись в последний раз. – Он с удовольствием отметил, что на лице Йогурта отразилась надежда.
– Рад, сэр, очень рад, – ответил тот, делая вид, что помнит Гранта. – Тай?
– Нет, Терли. Кстати, от чего умер этот ваш молодой человек? Тот, которого вы пытались разбудить, когда я уходил?
На лице Йогурта нетерпение начало вытесняться неприязнью.
– Не хотите ли присоединиться? – добавил Грант. – Виски?
Йогурт размяк.
После этого дело пошло как по маслу. Йогурт все еще исходил негодованием по поводу беспокойств, которые ему причинили. Ему даже пришлось в свое свободное время явиться на расследование. С ним так же просто, подумал Грант, как с ребенком, который только что научился ходить. Чуть-чуть подтолкни, и он будет двигаться в нужном вам направлении. Йогурту была ненавистна не только необходимость присутствовать при расследовании, ему было ненавистно само расследование, ненавистен каждый, кто был связан с расследованием. В промежутках между проявлениями своей ненависти и двумя двойными порциями виски он дал Гранту подробный отчет обо всех и обо всем. Йогурт окупил потраченные на него деньги полнее, чем кто-либо когда-либо. Он был в курсе этого дела от начала и до конца: от первого появления Б-Семь на Юстонском вокзале до заключения следователя. Он был истинным первоисточником информации, и она из него лилась, как будто из пивного бочонка выбили затычку.
– Он ездил у вас раньше? – спросил Грант.
Нет, Йогурт до этого никогда его не видел и выразил радость, что никогда больше не придется его увидеть.
В этот момент удовлетворение, которое испытывал Грант, внезапно перешло в пресыщение. Еще полминуты в компании Йогурта – и его стошнит. Грант оттолкнулся от стойки бара и ушел искать библиотеку.
Дом, в котором помещалась библиотека, был так уродлив, что и описать невозможно: сложенное из камня чудовищное здание, выкрашенное в цвет сырой печенки; однако после Йогурта и оно воспринималось как чистый цветок цивилизации. Сотрудники были очаровательны, а главный библиотекарь оказался маленьким худеньким человеком – воплощением увядшей элегантности, с галстуком не шире, чем черный шелковый шнурок у его пенсне. В качестве противоядия слишком большой дозе Мердо Галлахера ничего не могло быть лучше.
Маленький мистер Таллискер был шотландцем с Оркнейских островов – что, как он отметил, означало не быть шотландцем вовсе, – и он интересовался островами и хорошо знал их. Он знал все о поющих песках на Кладда. Были, по слухам, еще и другие поющие пески (каждый остров непременно желал обладать тем же, что имелось у его соседей, притом немедленно, сразу же, как дойдут слухи о чем-нибудь новом, будь то пристань или легенда), но пески Кладда были подлинными. Как и на большинстве островов, они тянулись по атлантической стороне, были обращены к открытому океану и смотрели на Тир-на-Ног. Который, как мистер Грант, наверное, знает, является гэльским раем. Страна вечно юных. Интересно, не правда ли, как разные народы