искусства как самые главные, а музыки – как вершины всех искусств (значит, наиглавнейшие) позволят избежать в дальнейшем повторения пройденного в реальном житии. Если какие-нибудь учителя мне поверят, то будет легче в рамках одной школы, если книге поверит один чиновник, то будет легче в одном регионе.

А если вдруг мне поверят тысячи учителей, директоров, чиновников, то (кто знает?), может быть, книга сыграет чуть большую роль, чем я полагаю сегодня, когда пишу это послесловие.

Парадоксы гениев

Предисловие

«Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная», – пишет Пушкин в неоконченном романе «Арап Петра Великого».

Дорогой читатель, взявший в руки эту книгу! Тебе можно только позавидовать белой завистью – в этой книге речь идет не об одном великом человеке, а о нескольких – и каких! Пушкин, Гоголь, Чайковский, Бах, Бетховен, Брамс, Андерсен, Хлебников, Гёте, Батюшков, Вяземский… Глаза разбегаются, душа радуется.

Занимательно следовать за мыслями великих людей, но еще занимательнее узнать о том, что же делает человека подлинно великим. «Мы – небожители», – утверждает автор, несравненный и не нуждающийся в представлении Михаил Семенович Казиник.

Все знают, что язык богов – поэзия. Поэтому неудивительно, что в книге столько сказано о великой поэзии, прежде всего – о поэзии Александра Сергеевича Пушкина. Правда, разговор о поэзии начинается со стихов поэта Цветика и Незнайки («Незнайка и его друзья» Николая Носова), но даже и здесь, в разговоре о веселых и непритязательных стихах Незнайки, автор быстро набирает философскую высоту: обсуждаются серьезные проблемы – рифма и смысл, поэзия и правда, реальность и вымысел, – и все это без малейшего намека на тяжеловесную педантическую ученость. Легко и весело, но всегда глубокомысленно, Михаил Семенович с удивительным искусством открывает в детской книжке скрытые от невнимательного читателя пласты смысла.

Подготовив таким образом читателя внимательного, автор начинает исследовать пушкинские тексты – «Графа Нулина», «Евгения Онегина», «Сказку о рыбаке и рыбке», «Сказку о царе Салтане», стихотворения «Рифма, звучная подруга…», «Сапожник», «Из Пиндемонти», «Зима. Что делать нам в деревне? Я встречаю…». Обладая абсолютным слухом профессионального скрипача, он слышит такие подробности инструментовки стиха, которые скрыты от менее одаренных, – и щедро делится своими открытиями.

Замечания Пушкина о стихотворениях Батюшкова вводят нас в творческую лабораторию гения и дают ту отрадную возможность следовать за мыслями великого человека, о которой уже шла речь.

Меня особенно порадовала любовь автора к математике, которая, как известно, очень близка великой музыке. Рассуждая о золотом сечении, Михаил Семенович спрашивает себя и читателя: возможно ли, что Пушкин считал строки, заранее вычислив места золотого сечения? Я думаю, что нет. Гений творит подобно природе (утверждает Кант), а в природе золотое сечение встречается очень часто. О посредственном писателе можно сказать – «он создает», о великом следует сказать – «в нем создается».

Сказка – канон поэзии. Сравните сказку Андерсена «Соловей», тщательно прокомментированную Михаилом Семеновичем, с его собственной «Сказкой»: познание – это сравнение; при сопоставлении многое становится понятным.

Автор книги – музыкант. Он пишет о великих композиторах – Бахе, Бетховене, Брамсе – с любовью и проницательностью профессионала. Сколько нового и необычного! Знали ли вы, дорогой читатель, что И.С. Бах был еще и поэтом? Для меня это стало открытием.

Особое место в книге занимают смелые гипотезы автора (образ Ленского в романе Пушкина; проблемы «Пушкин и Хлестаков», «Пушкин и Чайковский»). Здесь у читателя есть две возможности: если он согласится с автором, то обогатится открытием; если же нет, то вот прекрасный случай хорошенько поразмыслить о проблеме и продумать сокрушительные контраргументы. Среди смелых гипотез особенного внимания заслуживает концепция гениальности – «теория поцелуя – удара» (конспект яркой книги, пока, увы, не написанной).

Удивительно глубоки и верны размышления о школе будущего: необходимость воспитания ассоциативного мышления, важность осознания связи всего со всем. Как именно это делается, автор показывает нам в каждой из глав. Вспоминается великий Гегель: «Истинное есть целое».

Почти век тому назад, в 1925 году, Борис Пастернак писал Осипу Мандельштаму: «Судьбы культуры… становятся делом выбора и доброй воли. Кончается все, чему дают кончиться, чего не продолжают. Возьмешься продолжать, и не кончится». Поблагодарим Михаила Семеновича Казиника за то, что он ПРОДОЛЖАЕТ.

Александр Пустовит,

кандидат физико-математических наук,

доцент кафедры истории,

философии и культурологии,

профессор кафедры философии Межрегиональной академии управления персоналом

Композиция из семи слагаемых

(Собрание фрагментов, написанных между 15 и 25 годами, которые неожиданно соединились в цикл.)

1. Из леса ушел Пастернак.

Незаметно, но ощутимо деревьями.

Знак того, что лес теперь сирота.

А у меня расстегнут пиджак.

И голова как-то странно кружится…

Очень свежо. Даже больше: прохладно.

Пора запахнуться – и в путь.

Вот досадно. Думал – увидимся

Он же ушел

Осталось вернуться домой

И выпить горячего чаю.

2. Ветер скрылся за дальним лесом

Березу заметил, повеса…

3. Лю-юди! (люди) эхо

Послу-ушайте (слушайте) эхо, пропала часть слова

Дружи-ите! (дрожите), а то искажение

Люди (а это в квартире, там нет искажений,

Но нет там и эха).

4. Зачем кричать, когда есть шепот

Зачем шептать, когда есть взгляд

Зачем глядеть, когда есть мысль

Беззвучная, слепая

Она стремится к звездам.

5. Спросил ребенок что такое свет и тень

Как объяснить? А за стеною Рембрандт грунтует холст.

6. Какая грация и гибкость

Настойчивость и мягкость

Упорство и, наверное, бессмертие

Ведь если дождевого червяка на части разрубить

То каждая продолжит путь.

7. Растет мой сын

И я еще расту

О день, остановись

Скажу ль об этом завтра.

Итог Ветер скрылся за дальним лесом.

Голова как-то странно кружится.

Лю-юди!

Зачем кричать?

Рембрандт грунтует холст

Бессмертие

Растет мой сын

Вернусь домой и выпью чаю.