Шрифт:
Закладка:
– Поколения сменились, Башня жила без войн и проживет еще. В них просто нет необходимости, потому что здесь все на своем месте, – ответил Судак. – В том числе и герои. Они бунтуют не ради того, чтобы переустроить Башню.
– А ради чего? – спросил я. – Чтобы восстановить Осколок? Чтобы вернуть себе то, что им и так принадлежит?
Лысый шагал молча и только возле самой границы свадебного зала вдруг резко повернулся и приблизился ко мне. Я впервые увидел на его лице не просто раздражение, а настоящий гнев. Впрочем, этот гнев тут же исчез, как вспышка на экранах гостей свадьбы.
– Ты ведь не за них, правда? – произнес Судак, и я промолчал: его вопрос не требовал ответа.
Он хотел добавить что-то еще, но в зале раздались крики:
– Еда! Еду везут! Мы будем жрать!
Крики сливались в один истошный рев, и мне стало не по себе. Я увидел, как мимо нас с Лысым по рельсам въезжал новый стол, заполненный посудой с горячими блюдами, салатами и напитками: после жизни в Севастополе я не видел такой настоящей, сочной еды, за которую хотелось приняться немедленно, забыв обо всем, что происходит вокруг. Видимо, я вышел освежиться точно в срок – пока мы с Лысым были в Цветнике, длинный стол уехал за черный занавес, где его вновь накрыли и запустили по рельсам обратно. Очень удобно, отметил я.
В какой-то момент, оглядываясь по сторонам, я понял, что на свадьбу Керчи собрался чуть ли не весь уровень. Только внизу эти люди были рассеяны по своим маленьким норкам и скорлупкам, в которых прятались друг от друга, а под куполом, в Вог-Зале, собрались все вместе, под одним сводом.
Приступив к еде, братья Саки разоткровенничались.
– Еда, конечно, не такая вкусная, как внизу, потому что с низом контакта нет, как ты понимаешь, официально. С Севастополем нет связи в принципе, а с Потребления в объемах, необходимых для свадебного банкета, не утащишь, – сказал Джа.
– Туда вообще отъедаться едут, – добавил Судак. – Поел – и обратно! Будешь тащить – еще и поймать могут.
– А если торговаться? – спросил я. – Купить у них или, допустим, обменять?
– А что мы им предложим? – резонно спросил Джа.
– Тогда откуда же здесь вся эта еда? – Мне удалось попробовать мясо, и я до сих пор не мог понять, что же с ним не так. Долго гадать не пришлось.
– Это чистая техника, – объяснил Судак. – Ее даже не готовят. Все создано в интеллектуальных программах и напечатано на специальных печатных станках.
– Невероятно, – поразился я.
– Да чего там, – махнул рукой Судак. – Процесс автоматизированный, все поставлено на поток. Еще тучу поколений назад. Все мейд ин Осколок, Selo Geroeff.
– Уважаемая марка, – рассмеялся Джа, уплетая мясо. Похоже, эти двое, как и все присутствующие, были в восторге от еды.
– Но почему они поставляют? – спросил я. – Если у них бунт. Вот так вот просто – кормят конфликтующую сторону.
– А у них нет выбора, – ответил Джа. – Как и у нас, впрочем. Иначе ничего не будет, понимаешь? Они не могут этого не делать, потому что иначе Башня не будет функционировать. Для них не важны мы, но для них, несомненно, важна Башня. Такая история.
– Башня важна для всех, – добавил Судак и отправил в рот большую картофелину.
Мне больше не хотелось есть.
Я услышал еще много странного в тот раз. Люди вокруг говорили сплошь о непонятном: о новых фильмах, которых я не видел, о книжках, которых не читал, да и не хотел читать. То тут, то там звучало слово «свобода»: свободный выбор, свободы на уровне, свободный оборот ценностей. «Надо же как, оборот ценностей», – удивлялся я.
– В ветхих мирах, о которых никто ничего не знает, – вещал какой-то толстый тип в футболке с изображением самого себя, – у человека было три свадьбы: рождение – свадьба с миром, вторая свадьба – с избранным человеком, и третья свадьба – смерть, человек выходил за…
– За пределы, – подсказывали ему.
– Именно! Человек выходил за пределы. «Пределы, выходите за меня», – говорил ветхий человек, – веселился толстяк.
– Откуда же вы это знаете, если никто не знает? – спросила впечатлившаяся девушка с большими глазами.
– Я уже сам одной ногой за пределами, – кокетничал человек. – Я могу заглянуть туда и крикнуть вот так: «Ау-у-у, есть кто-нибудь?» Если долго кричать, ветхие отзываются…
Молодые девушки принялись восторженно перешептываться. И тогда, пытаясь отвести от них взгляд, я заметил за столом на соседних рельсах Инкермана. Тот сидел как ни в чем не бывало, медленно пережевывал еду и вяло говорил о чем-то с соседями. Я был поражен – мой лучший друг, и даже не искал меня! Хотя, по правде, сказать, что он веселился, тоже было нельзя. Как и я, Инкерман выглядел здесь потерянно, ждал, когда все закончится, и не понимал, что делать.
Конечно, я подошел к нему. Мы прошлись.
– Мне постоянно скучно, – сказал Инкерман. – Ты подумай! Я никогда не мог бы и предположить, что будет так. Неужели, кроме Севастополя и Башни, в мире ничего не существует?
Я не мог подобрать слов, чтобы ответить всерьез, и решил отшутиться.
– Ребята говорили мне про полую землю. Представляешь, если это так? Что под Севастополем, под нашей Башней есть другой, неизвестный нам мир. Как думаешь, кто там живет? Чем они занимаются?
Инкерман посмотрел на меня выразительно, и я понял: ему не до шуток. Что-то странное творилось с моим другом.
– Ты так и не нашел себя? – спросил я. – Знаешь, мне пока что тоже не удалось.
Улыбнувшись, я похлопал его по плечу.
– Я сам себя чувствую полым, – сказал он. – И постоянно хочу спать.
– Пожалуй, это самое интересное, что здесь можно делать, – согласился я. – Но мы что-нибудь придумаем. Башня не кончается на этом. – Я махнул рукой и вдруг задумался.
Мне неожиданно вспомнилась Фе – я искал ее, думал о ней, вспоминал. Писал ей в вотзефак. Но ее нигде не было, моей дорогой подруги. Не было даже здесь. Я подумал, что Инкерману, наверное, тяжелее: у меня есть хоть какой-то шанс встретить Фе здесь, ведь я ни в коем случае не хотел идти выше без нее. А Евпатория, которая так нравилась моему другу, на всю жизнь осталась недосягаемой. Правда, были секретные лифты на Потребление. «Сказать ему об этом? Не сказать?» Мне не хотелось лишиться друга, хотя логика Башни подсказывала: и наши пути разойдутся. Да
