В любом случае сворачивать было некуда. То, что я увидел внутри, привело меня в замешательство: вкус устроителей торжеств был странноват. Вог-Зал оказался не слишком широким: с две обычных городских улицы, но уже Широкоморки, а в длину казался бесконечным. Потолок выкрашен в бежевый – безо всякого замысла, видимо, чтобы скрыть истинный цвет металла; из него опускались тяжелые тросы, на которых крепились гигантские шары-лампы, освещавшие торжество. Они висели так низко, что некоторые гости могли, вытянувшись во весь рост, поднять руки и дотянуться до этих ламп. А ведь грохнись одна такая, и она вполне могла погрести под собой нескольких человек.

Но еще более странным было то, что происходило внизу. От самого входа в зал в неизвестную даль тянулись металлические рельсы – точь-в-точь такие, как в нашем метро. Они были уложены стройными рядами, параллельными друг другу, образуя несколько колей. Не проводись здесь торжество, я определенно решил бы, что нахожусь в депо метрополитена (хотя мне не доводилось там бывать). Но поездов здесь не было – да и быть не могло: рельсы обрывались возле арки, над ними не было электропроводов, да и гигантские лампы-шары висели угрожающе низко. И все же рельсы здесь были, как оказалось, не зря: на них стояли столы, за которыми шло пиршество. В нижней части столов, там, где кончались ножки, я увидел массивные металлические колеса, которые твердо стояли на крупных рельсах, а рядом, на рельсах поменьше, стояли стулья, на которых сидели гости.

Мы шли вдоль столов, сдвинутых в длинный «столовый поезд», и я продолжал недоумевать, осматриваясь вокруг. В стенах зала на уровне человеческой головы виднелись маленькие окошки с подоконниками, но все они были закрыты, а некоторые даже заварены, запаяны или забиты крест-накрест уродливыми кусками металла. Над каждым окошком я видел рельефную надпись, выкрашенную в бежевый цвет стен и потолка и оттого сливавшуюся с ними:

КАССА.

Над окошками виднелись черные рисунки, словно начерченные углем: вагоны, поезда, деревья, дома, гораздо выше севастопольских, но уступающие Башне. Кажется, пару раз я заметил и саму Башню. Между этих стен и проходило торжество – пировали гости на своих рельсовых стульях. Проходя вдоль их длинных рядов, я искал глазами Керчь – странно, но главная виновница торжества не сидела во главе стола, да и вообще никаких глав у этого стола не наблюдалось. Но даже среди всех присутствующих для девушки, у которой была свадьба, похоже, не нашлось какого-то особенного места. Я начал даже задумываться: а была ли она здесь вообще?

В основном все гости были молоды – как я. Переживших не наблюдалось вовсе, тех же, кто пожил, было мало, но выглядели они сильно молодящимися и были одеты с куда большим вызовом, чем парни и девчонки. Их одежды пестрили самыми невероятными цветами, количество которых поражало воображение и служило одной цели: обезопасить себя от совпадений с другими, ни в коем случае не выглядеть похожим на кого-то еще из гостей.

У многих в руках были странные экраны на длинных палках, похожие на вотзефак и, только продолговатые, и гости, сидевшие рядом или друг напротив друга, вытягивали палки и соприкасались экранами, и в этот момент происходила сильная вспышка. Затем они приближали экраны к себе, водили по ним пальцами, и на одном экране появлялся снимок другого. Насмотревшись на свои экраны, они восторженно поднимали вверх большие пальцы и соприкасались уже ими. Это вызывало новый всплеск восторга.

Даже при беглом взгляде, не задерживаясь возле кого-то из гостей, я обратил внимание, что в их поведении, как и в одеждах, все было либо крайне чрезмерным, избыточным, либо так же крайне минималистичным: они предпочитали или проявлять себя настолько ярко, насколько это вообще возможно, либо не проявлять вообще. Похоже, что людей, собравшихся здесь, устраивали любые крайности – лишь бы только избежать нормы. Громкий хохот, развязность, колкие шутки одних соседствовали с тихой замкнутостью, сосредоточенностью на еде или разглядывании стен и потолка другими. Здесь можно было наблюдать любое поведение, кроме того, к которому я привык, – открытого и простого. Я бы сказал, душевного. Если бы, конечно, верил в душу.

Но – что удивительно – несмотря на все старания гостей и масштаб зала, все это производило впечатление большой бедности – и в первую очередь бедности замысла. Не было и капельки того размаха, с которым отдыхали в Супермассивном холле, и того приятного блаженства, которое разливалось по дворам, когда собирались вместе несколько домов севастопольцев. Здесь преуспели в одном – к чему больше всего стремились – быть выше. В самые яркие моменты своих жизней жители второго уровня обязаны быть выше всех. Выше самих себя. И с этим они справились.

– Фиолент! – окликнули меня.

Я оглянулся и увидел, что проделал часть пути в одиночку: братья Саки остановились позади меня с улыбками, застывшими на лицах. А рядом с ними стояла Керчь.

Она привстала из-за стула и приобняла каждого из женихов. Гости продолжали свои занятия, даже не обратив на них внимания. Я подошел к ним.

Керчь смотрела выжидающе, и я даже не сразу нашел, что сказать, будто передо мной стояла не давнишняя подруга, а незнакомый человек. Возникла глупая мысль представиться. Но я сдержался.

– Почему ты не во главе стола? – спросил я. – Ведь твое празднество. Ваше, – поправился я, взглянув на братьев.

На ней была белая кофта – безразмерная, с огромным горлом, толстая бархатная юбка до колена, темно-синие плотные колготы. Все это вполне органично – пускай и непривычно для севастопольца – смотрелось бы, если бы не две странные детали: на ногах девушки были потертые и грязные матерчатые тапки, на руках же, напротив, белые перчатки, как минимум вдвое больше ее маленьких ладоней. Лишь волосы остались неизменными – все те же густые, короткие, черные.

В ее взгляде, обращенном на меня, я прочел отрешенность. Но, кажется, она лишь хотела производить такое впечатление – сама же ощутимо нервничала. «Неудивительно, – помню, подумал я. – Ведь свадьба».

– Ты добрался сюда и не понял главного, – сказала она. – Здесь не важно, во главе ты или нет. Здесь ты наравне со всеми. И важно только одно: что ты – вместе со всеми – выше.

Я осторожно кивнул, не собираясь вступать в споры. Но Керчь, чинно присев рядом с женихами – нам пришлось немного потеснить ее соседей, – совсем скоро не выдержала и повернулась ко мне.

– Мне всегда хотелось быть отдельно от вас, – она заговорила злым шепотом и скороговоркой, как будто боялась, что не успеет договорить, что-то