Голова моя закружилась, и я невольно оперся руками о стол. Глаза затуманились новым потоком слез, но я, задыхаясь, продолжал.

— Прошу вас, профессор, покайтесь… чтобы жертва этих несчастных людей не была напрасной. Умоляю, сделайте это, и тогда я с радостью обнародую ваш труд…

Он молчал.

— В качестве наказания я сначала приведу к вам доктора Вакабаяси, он тоже должен извиниться. Возможно, это была месть за отвергнутое чувство или что-то подобное… страшное… но я заставлю его признаться. Затем вы, профессор, вместе с доктором Вакабаяси принесете извинения жертвам. Покайтесь перед портретом доктора Сайто, перед могилой Тисэко, перед безумным Итиро Курэ, перед Моёко, перед госпожой Яёко — перед каждым из них по отдельности. Прошу вас, скажите, что все было ради науки, сделайте это от чистого сердца… И тогда я не стану дорожить собой. Берите мои руки, мои ноги, всю мою жизнь, коли требуется! Я даже готов взять на себя вашу вину…

Не в силах продолжать, я закрыл лицо руками, и слезы хлынули сквозь пальцы.

— Такое страшное… бессердечное злодеяние… — бормотал я. — Ах!.. Моя голова…

Я рухнул на стол. Кричать я не мог, но слова, словно рыдания, прорывались наружу.

— Простите… простите… я… я отомщу за всех… Прошу, пусть это исследование…

Тук-тук… тук-тук…

В дверь постучали.

Я резко пришел в себя. В страшном волнении я достал платок из кармана, вытирая слезы, посмотрел на доктора Масаки, и от его демонического вида у меня сперло дыхание, а возбуждение, в котором я пребывал, мигом схлынуло. По бледному, будто фарфор, лицу струился пот, морщины на лбу резко прорисовались, вены вздулись, глаза зажмурились, челюсти сжались, а ладони вцепились в подлокотники. Руки, голова, локти, колени — все члены его трепетали.

Тук-тук… тук-тук… тук-тук… тук-тук…

В дверь все стучали. Я осел в кресле.

Этот стук звучал словно приговор, словно вести из ада, словно конец света. Он проникал прямо в сердце. Я злобно взирал на дверь и корчился в глубине души, будто глухонемой. Как я хотел заглянуть за нее, но я не мог даже позвать на помощь…

Тук-тук… тук-тук…

Доктор Масаки, несмотря на страшные усилия, никак не мог унять дрожь, которая становилась все страшнее. Он чуть выпрямился, и налитые кровью белки его глаз обнажились. Доктор обернулся к двери, чтобы ответить, посеревшие губы затрепетали, но голос словно захлебывался в нахлынувшей мокроте. Пару раз клокотнув, он затих в горле. Доктор Масаки сжался в кресле, как мертвый, и уронил голову.

Тук-тук… тук-тук-тук… тук-тук… тук-тук…

Не помню, что я тогда ответил. Словно из ниоткуда зазвучал странный голос, не похожий ни на птичье щебетанье, ни на звериный рык, и наполнил комнату эхом… Каждый волосок на моей голове поднялся дыбом, и не успел мой страх утихнуть, как входная дверь отворилась и рядом с медной ручкой появился блестящий коричневый шар — лысая голова старого посыльного, который приносил нам бисквит.

— Простите, простите… Чай-то остыл… Припозднился я… Да-с… — приговаривал он, ставя на стол новый глиняный чайник, от которого поднимался пар. Затем, согнув и без того горбатую спину, он поморгал мутными глазами, вытянул шею и посмотрел со страхом на доктора Масаки.

— Да-с… Припозднился… Вчера-то вечером всех работников отправили по домам… Я один остался… Вот…

Но не успел он договорить, как доктор Масаки пошатываясь поднялся со стула, будто из последних сил. Едва дыша, он, как неживой, бессильно оглянулся на меня и, двигая губами, словно хотел что-то сказать, едва заметно помотал головой и ссутулился. По его щекам текли слезы. Затем, вцепившись в проем двери, которую пожилой посыльный оставил открытой, доктор Масаки, держась за стены и припадая на каждом шагу, вышел в коридор и остановился. Дверь заскрипела, словно желая выгнать его, и захлопнулась с таким грохотом, что я испугался, не развалится ли она на мелкие кусочки. Вторя ей, оконные стекла задрожали, загрохотали, затрепетали и захохотали в унисон.

Посыльный повернулся вслед доктору Масаки, робко оглядел меня и заметил:

— Профессор-то, видать, приболел…

Собрав в кулак все свое мужество, я изобразил смех, больше похожий на рыдания:

— Ха-ха-ха… Нет, нет! Мы лишь немного повздорили, и он разозлился. Не волнуйтесь, пустяки…

По моему телу покатились стремительные капли холодного пота. Я и не знал, что врать так мучительно.

— Вот как?.. Ну тогда я спокоен. Таким, по правде сказать, я вижу его впервые… А вы-то располагайтесь поудобнее… Я тут один остался, не справляюсь… А профессор — человек хороший, хоть, бывает, ругается. Все одно добрый… А из-за той беды, что вчера случилась в клинике, другой посыльный взял день отдыха, ногу он вывихнул… Эх, жалко мне профессора-то…

Лысый посыльный забрал остывший чайник и, выпрямляя изо всех сил согбенную спину, вышел колченогим шагом из комнаты. Я же смотрел на него как на демона, готового поглотить мою душу…

Дверь за посыльным закрылась, и меня вмиг разморило. С протяжными вздохами, вырывавшимися прямо из глубин души, я поставил локти на стол, опустил лицо в ладони и кончиками пальцев надавил на веки. Я ощутил неописуемую усталость и тревогу. Казалось, мой мозг иссох. Перед закрытыми глазами мерещились призраки. Среди них, блистая, словно молнии, роились бесчисленные вопросительные знаки. Я попытался отогнать их, но ничего не вышло.

Белый песок площадки «Клиники свободного лечения»?..

Павловнии с высохшей листвой посреди площадки?..

Фигура Итиро Курэ в углу?..

Кирпичный забор за его спиной?..

Две высокие трубы над крышей?..

Черные клубы дыма в синем небе?..

Девушка в больничной одежде, плачущая на белой кровати?..

Рапорт доктора Вакабаяси, забытый на зеленом сукне?..

Фиолетовые клубы сигарного дыма?..

Странная улыбка доктора Вакабаяси?..

Отражение в пенсне доктора Масаки?..

?..?..?..?????..

Я закрыл глаза и отчаянно затряс головой. Скорее выбраться из невидимых сетей, в которых связалось столько вещей и судеб, а сам я сделался жертвой академических исследований!

Два ядовитых гигантских паука, выползших прямиком из темных веков сумасшедших, — знаменитый психиатр М. и несравненный судебный медик В. — плели свою паутину, чтобы заманить меня. И сеть, изготовленная М., оказалась по-настоящему страшной. Я сопротивлялся, как только мог, я бился, пока кровь в моем теле бунтовала, пока холодный пот не смешался с горячими слезами… А затем как-то ухитрился отправить соперника в нокаут, но при этом и сам обессилел. У меня не осталось энергии даже для того, чтобы встать из-за стола, а уж тем более судить, прав я или нет…

Однако… за моей спиной стоял еще один могущественный враг — враг по