призвав партийные организации “начать перестройку с себя” и “работать по-новому”. Привыкшие брать под козырёк парткомы принялись засыпать ЦК просьбами выслать “инструкции по перестройке”, поскольку призыв генсека проявлять больше личной инициативы плохо сопрягался с исторически сложившейся практикой, когда указания, куда двигаться и с какой ноги, должны поступать только сверху вниз и никак иначе.

13 марта 1988 года орган ЦК КПСС газета “Советская Россия” опубликовала материал на целую полосу (это при том, что дежурный объём советской ежедневной периодики не превышал 4 полос) за подписью никому доселе неведомой преподавателя химии в Ленинградском технологическом институте Нины Андреевой “Не могу поступаться принципами”. Сегодня взращённый в Интернете народ, во-первых, вряд ли стал бы читать столь длинный текст (как пишут в соцсетях, “многа букаф”), а если бы и дочитал до конца, скорее всего, оставил бы без внимания. Но на дворе стоял 1988 год и у советских людей ещё не выветрился взращиваемый десятилетиями навык читать между строк и улавливать действительный смысл, мессидж напечатанного. А он у Нины Андреевой сводился к двум основным тезисам: руки прочь от нашего славного сталинского прошлого и верните перестройку в лоно социализма, пора прекратить вредную болтовню о разделении властей, парламентском режиме, свободных профсоюзах, автономии СМИ и прочие попытки насадить чуждый внесоциалистический плюрализм.

Выходившие на 4–8 страницах советские газеты от “Правды” до “Советского спорта”, а также областные, районные и городские были обязаны в полном объёме публиковать речи генсека и материалы партийных съездов и пленумов, но практики четверть площади отводить на письмо безвестной читательницы, тем более столь явно расходящееся по духу с генеральной линией, у них не было. Очевидно, что инициатива подобного демарша должна была исходить с самого верха. Собственно говоря, организатор – Егор Лигачёв, второе лицо в партии – и не собирался скрываться. Напротив, от него полетели указания в регионы перепечатать (и письмо действительно послушно перепечатали 937 изданий по всей стране) и организовать обсуждение, а собрав у себя на следующий день руководителей центральных СМИ, Егор Кузьмич объявил им, гордо подняв над головой номер “Советской России”: “Вот генеральная линия партии!”

Следует заметить, что на момент публикации Горбачёва в Москве не было – он находился с визитом в Югославии (не правда ли, сами напрашиваются аналогии с тем, что произойдёт в августе 91-го?). Вернувшись, генсек целых 2 дня разбирался с “диссидентами” на Политбюро, разобрался, но ничьи головы не полетели и дело ограничилось разгромной отповедью в “Правде”, которая готовилась под наблюдением Александра Яковлева. Но три недели от первой публикации до второй страна жила в тревожном ожидании, не зная, куда повернёт государственный корабль и исподволь готовясь привычно принять любой выбор, что сделают наверху.

Минул год, и в апреле 1989 года на Пленуме ЦК Михаил Горбачёв столкнулся с открытым “бунтом на корабле” против своей политики. На недавних выборах на Съезд народных депутатов треть партийных выдвиженцев уровня секретаря или первого секретаря обкома ⁄ крайкома проиграли конкурентную борьбу, в Москве и вовсе из шести партийных или советских руководителей, выставивших свои кандидатуры, прошёл один Борис Ельцин. Немало членов ЦК обратили тревогу за собственное гарантированное будущее в руководящих креслах и при мандатах в критику генсека и затеянных им реформ.

Ещё год, и противостояние “реформаторов” и “консерваторов” на очередном пленуме обостряется дальше. Именно там было принято решение отказаться от 6-й статьи Конституции СССР, закреплявшей за КПСС статус “руководящей и направляющей силы советского общества” и де-факто наделявшей партию всей полнотой власти в государстве. Прошли и другие революционные инициативы генсека – признание многопартийности и предложение учредить президентство. Серьёзные перемены ожидали и саму партию. В несущей её конструкции, принципе демократического централизма, предлагалось перенести акцент с централизма на демократию, ввести пост председателя партии и двух его заместителей, избираемых съездом. Пуристы марксистско-ленинского учения и пролетарской революции забили тревогу по поводу сворачивания партии на “оппортунистический социал-демократический путь” и отступления от основополагающих принципов.

Летом 1990 года состоялся XXVIII и последний Съезд КПСС, констатировавший бедственное положение дел в государстве и кризис в самой партии. Раскол на нём обозначился настолько явно, что его уже бесполезно было гримировать. Михаилу Горбачёву с единомышленниками удалось всё же привести партийный форум к столь любимому генсеком консенсусу, но, как оказалось, он не удовлетворил никого. В партийные документы впервые вошли слова “рынок” (пусть и с эпитетом “регулируемый”), “политический плюрализм” и даже “частная собственность”, для обозначения которой использовался эвфемизм “трудовая”. В качестве утешительного приза за утрату былого всевластия в своих регионах после отмены 6-й статьи генсек, как опытный аппаратчик, порекомендовал секретарям обкомов и крайкомов идти на выборы в Советы, что большинство из них и сделали уже ближайшей осенью, ничего не потеряв, таким образом, в полномочиях и статусе.

Сохранение себя в руководящих креслах тем не менее не отменяло того факта, что на съезде генсек не смог предложить объединяющих партию целей и задач, чётко показать её место в выстраиваемой им новой политической системе. Недовольный ропот за спиной мало-помалу превращался в нарастающий гул голосов, обвинявших партийного лидера в том, что он ведёт партию к исчезновению, а страну к развалу. Как опытный аппаратчик, Горбачёв умел одерживать тактические победы, оставляя за собой “поле битвы”, но раз за разом проигрывал кампанию, проигрывал собственную партию, которую всеми силами старался сохранить.

И опять Горбачёв же хотел, как лучше. Он понимал, что все партийные лидеры против перестройки, потому что в ней себя не видят. На земле всем теперь распоряжались Советы. Один председатель исполкома подписал себе здание, другой в кооперацию активно погрузился, большой начальник и решает, кому что “на районе” делать можно, а кому – нельзя, а он, ещё вчера уважаемый партийный работник, чем теперь вообще занимается? На бумаге он только и может, что кого-то из них сменить. Но как, если они сплошь народные избранники? Времена, когда всех местных руководителей назначали на бюро обкома партии, канули в Лету…

Желая получить в союзники партийных лидеров, Горбачёв сказал им: ладно, баллотируйтесь в депутаты и, если народ вас поддержит, оставайтесь при своих полномочиях и уже руководите перестройкой на местах по-серьёзному. Но вместо этого получился дополнительный тамбур для реформ. На местах на освободившееся хозяйство быстро заступили новые властелины мира.

Многие всемогущие в прошлом партийные начальники позже оказались в положении совершенно жутком. Например, Владимир Павлович Орлов, бывший первый секретарь Куйбышевского обкома партии, позже – председатель Верховного Совета РСФСР, работал консьержем в доме, в котором он жил. Потому что персональные пенсии товарищ Ельцин отменил, а на 60 или