Рашид стоял у входа в храм. Он подождал, пока свет не рассеется. Он подождал еще немного, надеясь, что кто-нибудь появится из темноты. Кто угодно, но лучше всего Париджахан.

Но вокруг стояла только безбожная тишина. Или, может, божественная?

Вдруг земля начала дрожать, и сквозь костяные деревья он увидел огромные фигуры, поднимающиеся на горизонте. У них больше не оставалось времени.

Рашид знал, что это может его убить. Но он так долго следовал за Париджахан и теперь не собирался бросать ее одну. Внутри храма было ужасно холодно. Он шел по темному коридору, оставляя за собой след из распускающихся цветов. Все факелы погасли. Наконец он добрался до главного зала с четырьмя алтарями, на которых лежали тела его друзей.

У него перехватило дыхание. Он изо всех сил старался не паниковать, чувствуя, как отчаянно колотится его сердце.

Париджахан лежала на боку, прижав руки к груди. Она не дышала.

По щекам Рашида потекли слезы. Еще до того, как он осознал, что видит. Еще до того, как он прикоснулся к ее ледяной коже.

– Я не знаю, как жить в мире без тебя, – прошептал он.

Ему не хотелось оставлять Париджахан, но он должен был проверить остальных. Они больше напоминали спящих, чем мертвых. Малахия свернулся калачиком, а его темные волосы разметались по гладкому камню. Серефин лежал на спине, положив на грудь руку с кольцом-печаткой, что казалось какой-то странной иронией. Но больше всего Рашида испугала Надя: она выглядела так, словно каждый мускул в ее теле был напряжен.

Но все они были холодны на ощупь. Никто из них не дышал.

Он должен был рассказать об этом царевне. Рассказать Кацперу и Остии. Но он тонул в своем собственном горе и не мог смотреть, как транавийцы оплакивают своего короля.

Рашид вернулся к Париджахан. Когда-то давно его увезли из родного дома, продали чужому Травашу. Он смирился со своей судьбой и, совершенно неожиданно, встретил там молодого прасита. Девочку его возраста, которую всегда запирали в ее комнате, чтобы она не путалась под ногами. Девочку с растрепанными черными волосами и в неряшливой одежде, которая посмотрела ему прямо в глаза, ухмыльнулась и убежала прочь. Позже он узнал, что она побежала к управителю дома и заявила, что ей нужен личный охранник, и тот милый мальчик из Янзин Задара как раз подойдет на эту должность.

С тех пор он не отходил от нее ни на шаг, в течение целых девяти лет. Девять лет он следил за тем, чтобы с праситом Траваша Сирооси не случилось ничего плохого. Не потому, что так велел его долг, а потому, что он любил ее. Это была невероятная любовь, которую невозможно описать. Он никогда не был в нее влюблен, но ему хотелось, чтобы она всегда была в безопасности. Даже когда она притащила его в самое сердце воюющей страны и сказала ему, что собирается сжечь Транавию дотла. Он не возражал. Даже когда она привела в их лагерь изможденного транавийца с окровавленными руками. Даже когда она подобрала в снегу калязинскую клиричку и указала ей путь к уничтожению целой страны. Он принял все это без лишних вопросов.

Рашид не замечал, как его слезы капают на ее одежду и как в этих местах распускаются цветы. Они расцветали под его пальцами и на ее коже. Наконец ее кожа потеплела, и она судорожно вдохнула, распахнув серые глаза со змеиными зрачками.

– Пардж?

У нее на лбу начали появляться рога, похожие на корону с заостренными краями. Она издала болезненный смешок.

– Помоги мне встать, – сказала Париджахан со слезами на глазах. Рашид притянул ее к себе, и она обвила его шею руками, прижавшись к нему головой. Ее плечи сотрясались от рыданий. Он никогда не видел, чтобы она так плакала.

– Пардж, я думал, ты умерла.

– Я умерла, – прошептала она. – Я так рада, что ты жив.

Только теперь он заметил цветы и отстранился от нее.

– Подожди, мне нужно разбудить остальных.

– Что? – оглядев комнату, Париджахан побледнела от ужаса.

Сперва Рашид взял за руку короля Транавии. Он совершенно не знал, что делать. Он же не мог воскрешать мертвых, верно? Возле его рук начали раскрываться малиновые и бледно-голубые цветы, а затем они рассыпались вокруг сотнями лепестков.

Серефин резко поднялся и закашлялся, прежде чем его стошнило на мраморный пол. Рашид отпрыгнул назад. Транавиец скатился с алтаря прямо в груду костей, и вокруг его головы тут же появился целый выводок мотыльков.

– Кровь и кости, – сказал он. – Мне так надоело умирать. Это был последний раз.

– Увы, я не думаю, что ты бессмертен, – сказал Рашид.

На губах Серефина появилась слабая улыбка.

– Такая перспектива нравится мне еще меньше, – он прислонился к алтарю, схватившись за грудь. Париджахан села рядом, взяла его за руку и прошептал что-то неразборчивое ему на ухо.

Рашид двинулся дальше. Он едва провел кончиками пальцев по щеке Нади, как она тут же очнулась. Задыхаясь, она с такой силой схватила его за запястье, что у него чуть не треснули кости.

У нее были мутные, золотисто-красные глаза. Сделав рваный вдох, она откинулась назад, и ее тело наконец-то расслабилось.

– Надя? – прошептал он.

Она сразу попыталась слезть со своего алтаря, и Рашид бросился ей на помощь. Надя подползла к Серефину и Париджахан, чтобы свернуться калачиком, прижавшись лицом к плечу Серефина. Рашид слышал ее тихие всхлипы.

Последним был Малахия. На его губах и рубашке было слишком много засохшей крови, и Рашид боялся, что он не выживет. Аколиец осторожно взял Малахию за руки.

Он так заботился об этом ужасном юноше. Было трудно не поддаться очарованию его широкой улыбки и тихой, трогательной доброты, даже если она так часто была скрыта завесой тьмы.

Когда он коснулся холодной кожи Малахии, на его пальцах распустились белые, черные и темно-фиолетовые цветы. Это заняло больше времени, чем со всеми остальными: в один страшный момент Рашид подумал, что Малахия больше никогда не очнется.

Он судорожно глотнул воздух, инстинктивно прикрывая голову руками.