Я разбилась вдребезги, крича о своем освобождении. Он последовал за мной через пропасть с низким рычанием, его голова склонилась к моей. Мои острые волчьи зубы вцепились ему в плечо. Он дернулся и зашипел от внезапной острой боли. Струйка крови попала мне на язык, и я отпустила его.

Тяжело дыша, я уставилась на отметину, которую оставила. Как и в случае с Лукасом, рана зажила, оставив после себя двойные полумесяцы от моих зубов и золотистый металлический отблеск. Моя внутренняя волчица удовлетворенно вздохнула.

Зейн развязал мои руки и притянул меня в свои объятия. Он укрыл нас тонким одеялом. Кровь, пот и другие жидкости сделали наши тела скользкими. Но прямо сейчас мне было все равно. Я рухнула на него, и мои глаза закрылись.

Моя пара. Я была его, а он моим. Еще одна частичка моего сердца успокоилась. Чувство правоты глубоко укоренилось.

Как приятно было находиться в его объятиях, было моей последней мыслью перед тем, как меня окутал сон.

32

КЕЙД

В заколдованных песочных часах оставалось не более нескольких капель. Оставалось всего несколько месяцев до того, как чародейка придет пожинать наши души. Наше время подходило к концу, и я больше не мог игнорировать все знаки передо мной.

Лукас был связан узами с Эммой. Зейн скоро свяжет себя с ней узами крови, если уже не сделал этого сегодня вечером.

Она была единственной. Эмма могла снять наше проклятие и освободить нас. Спасти жизни всех в доме «Пенумбра». Последнее, что им было нужно, — это я.

Тяжесть опустилась на мои плечи. Ответственность застряла у меня в горле.

Я обмяк в кресле перед песочными часами. Сгорбился, опустил голову, мою кожу покалывало от волнения. Низ моего живота скрутило, угрожая изгнать мой поздний ужин.

Не то чтобы я ненавидела эту женщину. На самом деле эта маленькая ведьма полюбилась мне за те пару месяцев, что она провела с нами. Возможно, она мне даже понравилась.

Я застонал. Конечно, она мне чертовски нравилась. Я не мог выкинуть ее из головы. Эти два поцелуя зажгли искру во мне так глубоко, что мне казалось, что пламя поглотит меня целиком. Каждое утро я тяжело просыпался с затяжными мечтами о ней в голове. Сексуальные мечты. Дрочка в душе едва ослабила напряжение в моем теле. Вожделение, которое я испытывал к ней, было таким ошеломляющим.

Я хотел ее, но был в ужасе. У меня никогда раньше не было секса. Она бы подумала, что я неуклюжий, глупый, и поняла, что я недостаточно хорош для нее. Кому, черт возьми, понадобилось пускать в свою постель уродливого, жалкого девственника? Конечно, не Эмме.

Она была… опытной. Уверенной в себе. Она приняла свою сексуальность без каких-либо извинений.

Черт возьми, эта женщина могла колдовать наравне с лучшими из них. В своей волчьей форме она чувствовала себя как дома. Бесстрашная. Решительная. Великолепная. Все в ней я находил привлекательным. И она была чертовски не в моей лиге. Настолько далеко, что я не мог поверить, что она позволила бы мне прикоснуться к ней, чтобы исцелить, не говоря уже о целовать меня.

Может быть, я возносил ее на пьедестал, потому что она была единственной женщиной, которая когда-либо уделяла мне время. Я резко покачал головой. Нет, она заслужила свое место там, наверху.

Я сделал все, что было в моих силах, чтобы отпугнуть ее. Чтобы доказать ей, что я слишком испорчен, что я не гожусь для нее, но она не отступила. Она продолжала возвращаться, каждый раз более решительная, чем в прошлый.

Она была особенной, и я боялся сломать ее. Почти так же сильно, как я боялся подпускать кого — либо близко, особенно женщину.

Я жаждал прикосновений Эммы, но едва мог терпеть их. Ее нежные пальцы, поглаживающие мою кожу, приносили с собой призрак прикосновений моей матери. Как бы я ни боролся с этим, я всегда напрягался, готовый к боли, которая обязательно последует. С Эммой этого никогда не случалось.

Каждое сказанное ею доброе слово было искренним — это не было ловушкой. Ее прикосновение действительно было нежным — в рукаве не пряталось серебряного ножа. Но после восемнадцати лет принуждения и надежд, а также почти двух десятилетий, в течение которых меня избегали женщины, мне было трудно перестроиться.

Эмма не была моей гребаной матерью. Она не была монстром.

Она также не была похожа ни на одну из других женщин, которых я встречал. Ее взгляд задерживался на мне так же, как на Лукасе и Зейне. Она не отшатывалась и не усмехалась. Она как будто не замечала моих шрамов. Как будто она увидела меня вместо обломков, с которыми меня оставила моя мать. Иногда я даже чувствовал себя красивым в ее присутствии.

Какая глупая мысль.

Я поднял голову и уставился в песочные часы. Разговор прошлой ночью между Лукасом и Зейном дал мне некоторую надежду. Поначалу они не умели обращаться с женщинами. Им пришлось научиться доставлять им удовольствие. Я… смог бы это сделать. Возможно. Я мог бы попробовать.

Если бы она вообще захотела меня.

Мое сердце бешено колотилось. Холодный пот выступил у меня на затылке. Несмотря на все это, мой член начал твердеть.

Как я мог отдаться ей, когда скрипел зубами от ее прикосновений? Это не было приглашением. Она могла подумать, что это ее вина, хотя это было не так. Я полагал, что единственный способ исправить ситуацию — это… поговорить с ней.

Ах, черт. Я потер лицо обеими руками, затем откинул назад свои белокурые волосы.

Это будет нелегко. Мой желудок не сжимался и не вздымался так с тех пор, как я был гребаным подростком. Ни разу с тех пор, как первая девушка отказала мне, сказав, что я отвратительный монстр, и не доведя дело до конца, когда она буквально сбежала.

Я должен был применять силу к женщине, чтобы она позволила мне трахнуть ее в течение последних двух десятилетий с тех пор, но я этого не сделал. Я не мог смириться с мыслью использовать магию, чтобы сблизиться с человеком, который меня не хотел. Я приберег свои дары магии разума для наших врагов. В основном. Я использовал их на Эмме, но в то время думал, что она наш враг.

Ужасная мысль пришла