Она мрачно просидела дома весь день. Почему после смерти матери у нее не хватило смелости открыть людям правду? Почему она лгала им и согласно кивала в ответ на их сочувствие и просьбы помолиться? Она не взяла ни одного чужого пенни, посоветовав направить пожертвования в управление миссии. Но никто этого, конечно же, не помнил.

Она впервые задумалась о том, что водила за нос милых, честных людей, всегда спрашивавших ее о брате. И поняла, что ей наплевать на тех, кто взвоет от ужаса: на Сержанта Маккормак и мать Иммакулату. А когда вспомнила о Дике Диллоне, ее сердце ушло в пятки.

День был чудесным – один из тех, о которых со вздохом вспоминают довольные туристы, заглянувшие в Каслбей на пару часов или снявшие здесь домик на месяц, а еще владельцы магазинов, мечтающие, чтобы такая погода стояла круглый год.

Сюя и Шон тоже могли вздыхать от умиления, а Денис и Лаки – с восторгом носиться по длинному золотистому пляжу вдоль кромки ярко-синего моря. Анджела не помнила, чтобы ей когда-нибудь было так грустно. Она поняла, что у нее нет мужества. Ей не хватило смелости ни отговорить их от приезда, ни встретить их на вокзале с распростертыми объятиями. Она оказалась и никудышным другом, и бесхребетной сестрой.

Они должны были приехать по меньшей мере три часа назад. Отплыли ночным паромом из Англии и утренним поездом добрались до города. Их никто не встречал, поэтому им предстояло дождаться автобуса, идущего в Каслбей. Они, должно быть, сидят в своем фургоне уже целый час… Они показали детям пляж? Зашли в магазин О’Брайена за продуктами? Неужели Шон радостно потянулся через стойку и пожал Тому О’Брайену руку?

– Вы не помните меня, мистер О’Брайен? Я Шон, сын Динни О’Хары. А это мои жена и дети. Поздоровайся с мистером О’Брайеном, Денис…

А сейчас они идут вверх по улице? Уж дошли до угла? Свернули на дорогу, ведущую к полю для гольфа?

Она сказала, что будет дома, в коттедже. Ей хотелось сбежать.

Она не помнила, чтобы часы тикали так громко, а сердце так странно билось в груди.

Она сидела и ждала.

Она ждала.

Поздним вечером, когда детям давно было пора в постель, раздался стук в дверь. Анджела собралась с духом и медленно приблизилась к двери. На улице не было слышно голосов. Возможно, они расстроились, не встретив ее на вокзале.

Она открыла дверь.

На пороге стоял Дик Диллон.

– Привет, – еле слышно произнесла Анджела и прислонилась к дверному косяку.

Она не сделала ни малейшего движения, чтобы пригласить его в дом.

– Могу я войти? Или это не обсуждается? Я, бывало, заходил сюда, знаешь ли.

– Прости, Дик. Входи, конечно.

– Я помню, ты просила не приезжать на этой неделе и обещала позже все объяснить.

– Похоже, от моих слов не было особой пользы?

– Я знал, что могу прийти.

– Это было очень самонадеянно с твоей стороны, – устало сказала Анджела.

– Нет, не было. Я знал, что все в порядке и что их здесь нет.

– Что?

– Я знал, что не встречу их здесь. Они сидят на скамейке на другом конце поселка и смотрят на море.

Дик наткнулся на них совершенно случайно. Он видел, как семья с детьми вышла из автобуса. Он обратил на них внимание из-за женщины-иностранки и детей – наполовину иностранцев.

– Шон меня не узнал. Когда он был здесь в последний раз, я был пьян. Наверное, он помнит меня очень смутно, как в тумане, точнее, это он для меня тогда был как в тумане.

– Как же ты его узнал?

– Мальчик спросил, когда они навестят тетю Анджелу, а женщина ответила, что сначала они отправятся в свой автофургон, устроятся, разберут вещи, а к тете Анджеле зайдут чуть попозже, сегодня или завтра.

– Прости меня, Дик. Мне очень, очень жаль, – заплакала Анджела. – Я такая трусиха, я чертовски слабая, я не смогла во всем тебе признаться.

Она положила голову ему на плечо и зарыдала, как ребенок. Дик обнял ее и погладил по спине, пытаясь утешить.

– Все будет хорошо.

Казалось, он успокаивает расстроенного малыша, который едва научился ходить.

– Дик здесь, Дик обо всем позаботится.

Они сидели и смотрели, как красный солнечный шар исчезает за бескрайним темно-синим горизонтом. Из парка аттракционов до них долетали музыка и взрывы смеха, вокруг оживленно болтали отдыхающие.

Денис и Лаки выбились из сил и крепко спали. Шон показал им школу Братьев, куда ходил каждый день, полные воды углубления в скалах, где он обычно играл, и пещеру Эха, чтобы они прокричали свои вопросы.

Шон вспомнил про лавку О’Брайена. Но прежде она была гораздо меньше, и Шон не знал мальчика, который стоял за прилавком, – должно быть, один из младших сыновей Тома. Шон заметил вдалеке миссис О’Брайен, но неожиданно смутился. Это было неподходящее место, чтобы сбрасывать маски и объявлять о своем возвращении на родину. Он купил книжку-раскраску и карандаши в магазине мисс О’Флаэрти, но хозяйка обслуживала другого покупателя, а с молодой продавщицей Шон был незнаком.

На улице девочка лет восьми с интересом посмотрела на Лаки.

– Ты откуда приехала? – спросила она.

– Я родилась в Японии, я наполовину ирландка, наполовину японка, – гордо ответила Лаки.

– Когда я была маленькой, у меня была японская кукла. Она ни капельки на тебя не похожа, – протянула удивленная девочка.

Они поели и обсудили, чем займутся завтра: обязательно искупаются и устроят пикник на пляже. Но сначала навестят тетю Анджелу. Дети сочли план родителей вполне приемлемым.

– Это хорошее место, чтобы стать вторым домом, – одобрительно заметила Лаки.

Шон отзывался о Каслбее как об их «втором доме» с тех пор, как дети себя помнили. Но в этот раз он промолчал.

– Я покажу тебе родные места, – предложил он Сюе.

Но когда они дошли до конца улицы, Шон замедлил шаг. Он не хотел идти на танцы и был староват, чтобы вести жену в парк аттракционов. Пара средних лет на автодроме? Это граничило с идиотизмом. Может, отправиться в отель и посидеть в баре, глазея на посетителей? Решится ли он подойти к кому-то из них? Если да, назовет ли свое имя? Шон смутно помнил Диллонов, владельцев отеля, но никого из них толком не знал.

Он заколебался, когда они приблизились к Черч-стрит. И тогда Сюя указала на симпатичную скамейку.

– При мне скамейки здесь не было, – заявил Шон. – Наверное, раньше боялись, что парочки будут сидеть здесь и заниматься чем-то из ряда вон.

Сюя обняла мужа, понимая, что он смущен и не узнает родных мест.

– Многое изменилось. Вообще все, – признался он.

– Это должно было случиться. А парк аттракционов всегда был здесь?

– Он был гораздо меньше и более обшарпанный. И мне кажется, что танцевальный зал выглядел иначе. Правда, в те годы я не ходил на танцы, так что не присматривался к нему.

– Забавно, –