Времени на споры с высоким начальством уже не оставалось. Я вернулся к Берни и стал ему внушать мысль о похищении Лиалы.

Когда я толковал ему о взаимной любви — он кивал головой и все понимал. А когда доходило до дела — спокойно сопротивлялся.

— Не имеем права, — вот и все, что я слышал от него.

— Да какие же, к бесу, произойдут необратимые изменения во Вселенной, если с богом забытой планеты исчезнет одинокая женщина? — не понимал я. — У нее же все равно не было детей. И мы не вождя правительства увезем. Ничего на Сентиментальной от этого не случится... И с научной точки зрения тоже все благополучно — мы и Сентиментальная находимся во встречных хронопотоках...

— Ничего себе словечко выдумал — хронопотоки! — морщился Берни. — Не кажется ли тебе, что измышление терминологии — не твоего ума дело?

— Они по сравнению с нами живут задом наперед, — продолжал я, не обращая внимания на его колкости. — Пока, я нахожусь на Сентиментальной, и я живу задом наперед. С их точки зрения — старею, с нашей точки зрения — молодею. Живу в другую сторону, понимаешь? Следовательно, если привезти Лиалу на опорную станцию, она станет жить по нашим временным законам.

— А это еще не доказано. Вот получу разрешение на такой опыт, тогда — пожалуйста, а ты мне не Главный Научный Совет! — огрызался Берни. Ему трудно было переварить мою гипотезу. Я понимал, что если бы приказом по всем трассам было объявлено, что встречные хронопотоки существуют, он бы поверил без рассуждений. Но когда такую чушь городит человек, далекий от всех существующих наук о времени и пространстве, самое мудрое — не обращать внимания.

Но он был прав. Опыт мог закончиться печально. Если мой организм мгновенно перестроился на иное течение времени, да и Светозара с Ингартом — тоже, это еще не значило, что так же случится и с Лиалой. Впрочем, одно я знал твердо — она не умрет. Она уже умерла однажды — сумасшедшей ночью, от любви ко мне. И хотя такая смерть, несомненно, прекрасна, я хотел спасти ее — ведь я мог же ее спасти!

Но пока я проповедовал на опорной станции насчет взаимной любви, мое время стремительно неслось в одну сторону, время Лиалы — в другую.

Времени уже вовсе не было. Всеми правдами и неправдами я связался не более не менее как с Классификационным Центром. В конце концов, только от него зависело отнести планету к определенной группе. Если на нее сгоряча наложат запрет до неопределенных времен — тогда крах. А если их удастся убедить, что есть хоть малейшая перспектива для контакта, — победа! И сам факт этой победы уже прозвучит для Берни достаточно солидно и убедительно.

Разумеется, у них уже были рапорта Главной разведбазы нашей трассы, в которых фигурировали все мои подвиги. Но знал я также, что моими графиками заинтересовалась одна почтенная лаборатория. Так что в случае неудачи мне грозил выговор за то, что прыгаю через голову начальства, не больше... А в случае удачи...

Сеанс связи вышел короткий, я тараторил, как взбесившийся кристаллофон, и почему-то особенно напирал на то, что планету явно посещали и посещают представители неизвестной нам цивилизации, живущие скорее всего по нашему времени — иначе откуда эта вера в пришельцев и чуть ли не культ Посвященных? А загадочный Приют для детей с нарушениями памяти? Ну, все, что успел, я им разложил по полочкам. Одного не учел — проклятой пульсации.

Мне велели ждать решения на опорной станции. Туда и пришел первый нагоняй от моего начальства за неумеренную инициативу. Я перехватил его и скрыл от Берни и прочего экипажа. Время я тратил на то, что Берни обозвал сгоряча псевдонаучным графоманством. По моим подсчетам, два месяца моего отсутствия могли равняться пяти-шести годам для Лиалы. Может быть, семи. Из этого я и исходил. Но из лаборатории мне сообщили, что если все данные, собранные зондами и мною лично, верны, то на Сентиментальной время от времени происходит что-то вроде вспышки, дающей сгусток уплотненного времени. Каков механизм этого безобразия, я не знаю. Да и никто пока, наверное, не знает.

Я преследовал Берни, я донимал его днем и ночью, да еще из лаборатории меня обнадежили, и он не выдержал.

— Забирай свою красавицу! — заорал он. — Вези куда хочешь! Чтоб в течение суток снял ее с Сентиментальной и смылся с опорной станции! Мне вся эта ерунда ос-то-чер-те-ла-а-а-а!

За два часа я приготовился к спуску. Аппарат ждал меня в камере, а я, распевая дикие арии из неизвестных человечеству опер, влез в костюм. И тут в дверях моего бокса возник Берни.

— Все отменяется, — мрачно сказал он.

— Ты донес в Классификационный Центр! — вот первая чушь, пришедшая мне в голову.

— Перестань. Я никогда этим не занимался. Просто они наконец приняли решение. Сентиментальная оставлена вне контакта. Трассу — и ту закрывают.

— А лаборатория?..

— Чего не знаю, того не знаю. Ведь они же сражались за твою гипотезу?

— Ну?

— Ну, так очень может быть, что планету закрывают как раз потому, что твоя гипотеза победила. Кому нужна планета с обратным течением времени? И какой планете нужны пришельцы из другого, как ты изволил придумать, хронопотока?

— Нужны, — безнадежно сказал я.

— Выходит, никуда я тебя не пущу.

— Пустишь.

— И не проси.

Тут на борту опорной станции произошло неслыханное — драка. Ошеломленный Берни даже не мог мне толком воспротивиться. Заперев его в боксе, я понесся к аппарату. По дороге рассуждал примерно таким образом — я разведчик, приживусь где угодно, а уж на Сентиментальной — запросто! Даже перспектива заучивания наизусть стихов меня больше не пугала. Главное — вернуться к Лиале. А слава первооткрывателя хронопотоков пусть достанется кому угодно — желающие найдутся!

В общем, когда я подлетал к орбитальной, чтобы оттуда спуститься на планету, план действий уже созрел. Я даже знал, как избавлюсь от амулета и чем именно собью с толку погоню.

Самое смешное — что я осуществил этот план безукоризненно.

Но когда я вышел из леса, то остановился в великой растерянности.

Луг между опушкой и поселком был весь в воронках, как будто его бомбили метеориты. Параллельно тропе извивалась глубокая, чуть ли не в мой рост, канава, то