Шрифт:
Закладка:
— Ну слушай… История начинается тринадцать лет назад, а в ту пору в Магической Британии бушевала гражданская война между двумя довольно многочисленными группами волшебников. Не буду вдаваться в предысторию этого конфликта…
… В январе восьмидесятого года на должность преподавателя прорицаний к директору пришла Сибилла Трелони — соискательница на это место, и в процессе собеседования она произнесла пророчество, звучавшее так: «Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда, рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца, и Темный Лорд отметит его как равного, но не будет знать всей его силы. И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой, тот, кто достаточно могущественен, чтобы победить Тёмного Лорда, родится на исходе седьмого месяца», а через полгода родился я, и Волдеморт отметил меня, — я постучал пальцем по моему бледному и почти незаметному шраму. — Всё из-за того, что это пророчество подслушал один молодой зельевар, который уже продолжительное время работал на него и был давно и безнадёжно влюблён в мою маму…
… маленького волшебника директор выкинул на порог маггловским родственникам, которые магию ненавидели и боялись, правда, они получили обширные инструкции и солидное финансирование для того, чтобы воспитать из годовалого мага сильнейшего убийцу Тёмных Лордов. Побои и голодовка, психологическое давление, и всё это для того, чтобы спровоцировать магические выбросы и непомерно раздуть источник. Ведь, как очень быстро выяснилось, Волдеморт не до конца отбросил копыта, а в будущем предстоит новый раунд противостояния, и понадобится отважный и верный шахид, не задающий лишних вопросов и просто невероятно сильный в магическом плане, пусть и знающий всего пару заклинаний, но зато лупящий ими с энергией ядерной бомбы…
… мальчик рос немного диковатым, асоциальным и молчаливым, но однажды ему пришло письмо и посланник, от которых узнал, что он, оказывается, волшебник. Мальчик был счастлив, у него появились друзья и даже добрый, всё понимающий дедушка, и он учится в самой лучшей волшебной школе на свете, правда, это омрачалось некоторыми неприятными приключениями и смертельно опасными ситуациями, но всё же…
… василиск, Гермиона… Да, тогда я тебе солгал, он не десять футов длиной был. Я тебе могу сейчас его череп показать, только нужно домой ко мне перейти, ну да ладно. После того как я проткнул дневник клыком, вот этим самым, я уже был на пределе и совершенно точно умирал от яда, и тогда я встретил одного… человека…
… крестраж ведь — не только якорь для души мага, но и много чего ещё, а Волдеморт создал вариацию для хранения знаний, для чего буквально потрошил различных волшебников при помощи легиллименции и сливал их память и профессиональные навыки в дневник на протяжении тридцати лет. За месяц до своего поражения он оставил его у Люциуса Малфоя, своего доверенного лица, и уже потом, спустя одиннадцать лет, дневник был подброшен Уизли, правда, я совсем не понимаю, зачем Малфой так поступил, но об этом я уже, по-моему, рассказывал…
…и, можно сказать, что теперь я наследник знаний и умений всех тех уже мёртвых волшебников, но самое ценное, на мой взгляд, даже не это, а опыт и память целой жизни, прожитой Хранителем. Отсюда, Гермиона, и все мои странности. И ведь ты иногда меня поражаешь своей проницательностью, как тогда, когда говорила, что «я — это не совсем я»…
Долгая и сумбурная «исповедь» получилась. Говорил почти семь часов кряду с небольшими перерывами, отчего часто сбивался на монолог о себе в третьем лице. В итоге, мы даже перебрались в моё «Логово», где с некоторым комфортом и под чай с печеньем, приготовленными радостным Берри, я кое-как закончил своё невесёлое повествование.
***
Я стоял у окна своего кабинета и просто бездумно любовался видом на Хогвартс, освещённый рассветным солнцем, в окружении Запретного Леса, одетого по осенней поре во все оттенки багряного и золотого. Всё-таки хороший мне домик достался, и вид из окон потрясающий, а уют и спокойствие просто в стенах прописано.
Гермиона тихо подошла и встала рядом со мной. Немного скосив глаза, увидел, что она сейчас не совсем в адекватном состоянии, поэтому просто взял и притянул к себе и обнял со спины.
— Почему ты сразу мне всё не рассказал? — дрожа всем телом, как-то тускло спросила она.
— А зачем? Ты бы ничего не смогла сделать и ничем мне помочь. И вот теперь ты понимаешь, насколько быть со мной рядом опасно. Ты и раньше это знала, но даже не догадывалась, насколько. Мне совсем не хочется, чтобы из-за меня у тебя были неприятности, ведь ты всегда рядом. А ты, Гермиона… для меня слишком… много значишь.
— Правда? — она повернулась лицом ко мне и вся напряглась, лихорадочно блестя глазами.
— Правда, — внезапно охрипшим голосом ответил я.
Боже! Как она ощущалась всеми моими чувствами! Нямка просто!
Это был первый в этой моей жизни настоящий поцелуй. Без всяких скидок настоящий. Крышу снесло напрочь, и мы целовались пусть и неопытно, но настолько исступлённо и страстно, что… «чуть было — не было». Только сдавленный писк Гермионы, почувствовавшей животом некоторую мою физиологическую на данный момент реакцию остановил нас от необдуманных и преждевременных действий.
С огромным трудом и внутренней борьбой я отстранил от себя тяжело дышащую Гермиону. Мда… Ну и видок. Затуманенные глаза с расширенными зрачками, пульсирующая жилка на тонкой шейке и пунцовый цвет лица. Одежда тоже… гмм… не в порядке. Полурасстегнутая блузка, под которой виден белый лифчик, а её галстук вообще не знаю куда подевался. Блин! Мои руки что, какой-то своей жизнью жили? Хотя… Я скосил взгляд на себя и увидел, что с руками не только у меня странности происходят. Во всяком случае моя рубашка была расстёгнута полностью. С помощью окклюменции попытался взять над собой контроль, а то сейчас на ширинке все пуговицы поотлетают, и начал приводить себя в порядок. Гермиона ещё больше покраснела, отвернулась и тоже начала судорожно заправляться и суетиться в поисках своего шелкового факультетского
