class="p1">А Конн, казалось, ничего не замечал – во все глаза, с восторгом глядел на Конана негодный неслух, словно нарочно стараясь, чтобы на пути киммерийца оказалось бы как можно больше поселян, вопящих что-то восторженное и бухающихся в пыль на колени перед отрядом; мальчишка ничего не знал о том, что творилось с Конаном, – и сподоби Кром, чтобы он никогда и не узнал в дальнейшем. Глубоко в душе киммерийца, в душе далеко не молодого, шестидесятилетнего Конана, прихотью капризных Богов оказавшегося в молодом и сильном теле, постепенно закипала ненависть – не та быстрая, пьянящая ненависть молодости, когда легко убить человека за одно неосторожное слово, но истинная, подсердечная ненависть, что не сопровождается воздетыми кулаками и громогласными воплями вперемежку с клятвами на клинках. Однако именно эта ненависть способна вести человека до самых дальних земных пределов в погоне за ускользающим врагом… С этого момента Конан уже не сомневался, что настанет день – и он найдет способ сломать запоры небесных врат, чтобы отомстить Неведомым за все, за каждую каплю крови каждого погибшего в этой войне – неважно, аквилонца или, к примеру, аргосца. Конан не держал на них зла. Теперь, после рассказа сына, после всего увиденного в Пуантене не приходилось сомневаться, что каприз Неведомых превратил тысячи и тысячи людей в злобных безумцев, одержимых одной только мыслью – убивать.

«Надо подсказать Конну, чтобы брали больше пленных; не нужно бойни», – вдруг всплыла совершенно неожиданная для прежнего Конана мысль.

Поглощенный собственными мыслями, киммериец совершенно не обратил внимания на то, что Конн украдкой отдает какие-то приказы. Несколько его гонцов отделились от отряда и понеслись куда-то, немилосердно нахлестывая коней…

Два последующих дня пути прошли без происшествий. К оставшимся после схватки с ожившими мертвецами девяти сотням «черных драконов» присоединилось почти три тысячи ополченцев-ратников из поселян, не слишком хорошо вооруженных – зато решительности у них было хоть отбавляй. И в одном дне пути от Шамара Конн и Конан нагоняли уже изготовившуюся к бою армию Гонзальвио и Просперо.

– Всемогущий Митра! У меня двоится в глазах или в честной Аквилонии с некоторых пор стало два короля? – всегда суховато-сдержанный, аристократичный Просперо не смог скрыть своего удивления, едва не переходящего в испуг.

– Нет, не двоится, друг мой, – хлопнул его по плечу Конан. – Просто я… как бы это сказать… ну, короче, скинул лет тридцать. Не спрашивай только меня, как это случилось! Не пожелаю такого счастья и своему злейшему врагу!.. Да, и самое главное, Просперо: король Аквилонии – это Конн, он законный король. Никто не может отменить моего отречения! – Конн только чуть усмехнулся при этих словах.

– Ты примешь командование, мой повелитель? – хороший придворный, Просперо обратился к сыну Конана, давая ниспровергателю Нумедида понять, что правильно усвоил все его слова.

Конн не колебался ни секунды.

– Да, принимаю, разумеется, раз я здесь. Прикажи позвать Гонзальвио, почтенный Просперо, нам надо решить, что делать дальше…

Молодой граф не сдержал криков радости при виде вернувшегося Конана.

– Это великое чудо, – глаза Гонзальвио горели, – это счастливое предзнаменование! Надо объявить об этом всему войску – что сам Конан…

– Если ты назовешь меня Великим, как какой-нибудь придворный блюдолиз, я попрошу твоего короля отнять у тебя графский титул! – не на шутку рассердившись, рявкнул Конан. При виде гневного пламени в его взоре Гонзальвио поспешно прикусил язык.

– Перейдем к делу, – чуть сдвигая брови как бы в знак своего неудовольствия, промолвил Конн, первым садясь к походному столу с расстеленной на нем картой. – Прошу тебя, начинай, Гонзальвио.

Молодой граф уже взял себя в руки. Он заговорил спокойно, четко, со знанием дела – и мало-помалу лица слушающих становились все мрачнее и мрачнее.

Положение защитников Шамара можно было назвать почти безнадежным. Вокруг города замкнулись два кольца осады – внешнее и внутреннее; во внешнем стояли только что прошедшие рати шемитов, во внутреннем – офирцы и кофитяне; нависая над левым крылом аквилонского войска, чуть в стороне от главных сил вторгшейся армады, расположились немедийцы; им противостоял лишь небольшой заслон – все, что осталось от отряда графа Монагро после многодневных отчаянных боев. А еще на подходе были стигийцы – их флот поднялся по Хороту и уже находился близ устья Тайбора. На каждого аквилонского воина приходилось самое меньшее по четверо врагов, и это еще не считая стигийцев…

Гонзальвио умолк. И Конан вновь с неудовольствием заметил, что глаза и молодого графа, и бывалого Просперо обратились не к Конну, их законному королю, а к нему, Конану…

Словно почувствовав, что пауза затягивается, молодой король заговорил сам:

– Лагерь немедийцев расположен не слишком удачно, между холмами, и вдобавок там рядом река. Если мы ударим по ним, они вряд ли выдержат. С этого можно начать – а потом ударить в тыл шемитам. Насколько я понял, против нашего левого крыла сил у них не так много – верно, понадеялись на рать Бельверуса…

– А я бы предпочел чуть отступить, до линии холмов Бреза, – покачал головой Просперо. – Там отличная позиция, там мы сможем дать оборонительное сражение… При таком соотношении сил… наступление я считаю неразумным.

Просперо не сводил взора с Конана, однако киммериец безмолвствовал, положив подбородок на сжатые кулаки и пристально глядя в карту.

– Их так много, что мы можем не продержаться даже на самой хорошей позиции, – почтительно возразил Гонзальвио старому полководцу.

– И все же надо атаковать, – ожив, отчеканил Конн. – Только так у нас есть надежда спасти Шамар.

Гонзальвио тотчас же кивнул – молодой граф рвался в битву, – однако опытный и осторожный Просперо вновь покачал головой.

– Это безумие, мой повелитель. Мы погубим войско, а вместе с ним и Аквилонию. Нас просто задавят.

Конан недовольно нахмурился при этих словах, однако вновь сдержался.

– Но ведь холмы Бреза – это не горная цепь, – в свою очередь, возразил молодой король. – Это не перевал, пройти за который можно по одной-единственной узкой тропе! Если мы дадим пасть Шамару, наши враги окончательно объединятся и преспокойно обойдут нас – сил-то у них хватит. Нет, почтенный Просперо, – нам надо атаковать. Это наша единственная надежда. Надо запутать врага, сбить его с толку! Пусть он мечется из стороны в сторону.

– Но, быть может, мы все же смиренно станем молить сказать свое мудрое слово короля Конана?! – не выдержал Просперо, с отчаянием в голосе оборачиваясь к киммерийцу, однако тот лишь пожал плечами:

– Ты слышал, что сказал король, почтенный Просперо. Нужно думать о том, как наилучшим образом выполнить его приказ.

– Но это же конец! – завопил отбросивший всякую сдержанность